Санта Монтефиоре - Твоя навеки Страница 5

Анна Мелоди не доставляла родителям ни хлопот, ни забот. Они не предъявляли к ней никаких требований, чем, конечно, избаловали без меры. Ей никогда не приходилось ни с кем делиться игрушками и ждать своей очереди, а когда она играла со своими кузинами и кузенами, то стоило ей только начать хныкать, как тут же подлетала мама и выполняла любую прихоть своей обожаемой дочери. Двоюродные братья и сестры вскоре стали относиться к Анне с отчуждением. Они жаловались, что она не умеет играть, а родителей умоляли не принимать ее больше в доме. Когда же к их просьбам остались глухи, они перестали замечать ее и даже прогоняли, прямо говоря, что не желают играть с ней. Так Анна Мелоди лишилась компании ровесников. Но она не очень-то страдала, поскольку те ей и самой не нравились. Она была неуклюжей девочкой, которая чувствовала себя намного счастливее среди холмов, а не в тесной среде оборванцев, которые бегали по улицам Гленгариффа, словно бродячие коты. Взбираясь на холмы, она чудесным образом перевоплощалась в кинозвезду, представляя себя то Кэтрин Хепберн, то Деборрой Керр: у нее была уйма шелковых платьев, и она томно смотрела из-под длинных дрожащих ресниц. Анна бросала взгляд на расстилавшийся у подножия холмов город и говорила себе, что она лучше всех, что скоро бросит этих занудных кузенов, чтобы никогда не возвращаться к их убогой жизни.

Когда Анна Мелоди вышла замуж за Пако и навсегда уехала из Гленгариффа, она и думать забыла о своих родителях, которые вдруг оказались одни в своем доме. Только воспоминания о ней служили им утешением. Дом стал холодным и мрачным без их любимой Анны Мелоди, которая согревала их своей любовью. Эммер уже никогда не была такой, как прежде. Десять лет она тосковала по дочери, душа ее превратилась в выжженную солнцем пустыню. В письмах, которые Анна Мелоди часто присылала домой, звучали обещания приехать, и они-то и поддерживали надежды родителей, однако со временем они осознали всю тщетность своих чаяний. Более того, они поняли, что слова дочери были лишь формальной отпиской, и это стало для них страшным потрясением.

Когда в 1958 году Эммер умерла, Дермот знал, что сердце жены не выдержало, все ее жизненные соки иссякли. Он знал это наверняка. Но он был сильнее и решительнее. Отправившись в Буэнос-Айрес, он спрашивал себя, как получилось так, что он не догадался сделать этого раньше, возможно, тогда его любимая жена все еще была бы рядом с ним.

Анна (только Дермот О'Двайер называл свою дочь полным именем Анна Мелоди) наблюдала за отцом, который обходил клумбы. Как бы она хотела, чтобы он был таким, как дедушки других детей. Отец Пако, названный Гектором Соланасом в честь своего деда, всегда был безупречно выбрит и прекрасно одет, даже по выходным. В его гардеробе были только кашемировые свитера, а рубашки он получал из самого Лондона. Он обладал достоинством и осанкой английского короля Джорджа. Для Анны Гектор Соланас был ближайшей к трону персоной и ни разу не падал с этого пьедестала. Даже после его смерти влияние на нее Гектора было очень велико, и она все время представляла, вызовет ли тот или иной ее поступок его одобрение. После стольких лет самым заветным желанием Анны было ощутить себя своей среди чужих, но она так и не сумела достичь внутренней гармонии. Иногда ей казалось, что она наблюдает за миром вокруг себя через невидимое стекло, и какой бы хрупкой ни казалась преграда, никому не удастся ее преодолеть.

— Сеньора Анна, вас просит к телефону сеньора Никита.

Анну грубо вернули в реальность, она взглянула на отца, который, словно безумный ботаник, набрасывался на зеленые побеги.

— Благодарю, Соледад. Мы не будем ждать сеньориту Софию, а поужинаем, как обычно, в девять, — ответила она и исчезла в глубине дома, чтобы поговорить со своей невесткой.

— Как скажете, сеньора Анна, — послушно ответила Соледад, направляясь в раскаленную кухню и улыбаясь сама себе.

Из всех троих детей сеньоры Анны Соледад больше всего любила Софию.

Соледад попала в услужение к сеньору Пако в семнадцатилетнем возрасте, едва выйдя замуж. Она была племянницей горничной Никиты, Энкарнасион. Соледад должна была выполнять обязанности кухарки, а еще убирать в доме, а ее муж Антонио присматривал за поместьем. У Антонио и Соледад не было детей: они очень старались, однако безуспешно. Она вспоминала времена, когда Антонио «использовал» для этого любую подвернувшуюся возможность, даже когда Соледад стояла у печи. Она с гордостью говорила о том, что они с мужем были прекрасными любовниками. Но, к удивлению супругов, они так и не смогли зачать ребенка. Соледад утешала себя тем, что обнимала Софию, как свою собственную дочь.

Сеньора Анна уделяла все внимание сыновьям, а Соледад ни на секунду не отпускала малышку Софию, укладывая ее в передник, подвязанный у своей мощной груди. Дошло до того, что Соледад брала девочку спать с собой, потому что та вела себя спокойнее, ощущая рядом мягкое тело и знакомый запах своей няни. Соледад, обеспокоенная тем, что ребенок не получает достаточно любви от матери, решила восполнить этот недостаток. Сеньора Анна не препятствовала частому появлению Соледад в детской. Похоже, она была даже благодарна ей, поскольку не очень интересовалась дочерью. Однако Соледад не хотелось брать на себя лишнюю работу и исправлять все несправедливости мира. Напряженные отношения между сеньором Пако и сеньорой Анной не касались Соледад ни в малейшей степени. Она обсуждала хозяев только с другими горничными, чтобы оправдать тот факт, что она столько времени проводит с Софией. Никаких других причин. Она не любила сплетничать. Но она заботилась о ребенке с такой дотошностью, как будто этот маленький ангел принадлежал ей.

Соледад посмотрела на часы. Было уже поздно, и Софию снова ждали неприятности. Девочка всегда искала приключений на свою голову, словно они придавали ей энергии. Бедняжка, думала Соледад, помешивая соус, который готовила к телятине. Она жаждала внимания, и любому это было очевидно.

Анна прошествовала в гостиную, качая от злости головой, и взяла трубку.

— Привет, Чикита, — коротко проговорила она, прислонившись к тяжелому деревянному комоду.

— Анна, прости меня, но София отправилась с Сантьяго и Марией. Они вернутся с минуты на минуту.

— Снова! — взорвалась Анна, схватив журнал и обмахиваясь им в волнении. — Сантьяго должен быть более ответственным. Ему исполнится восемнадцать в марте. Он уже мужчина. С какой стати он должен таскать за собой пятнадцатилетнюю девчонку? Это не впервые, знаешь ли. Разве ты не сказала ему ничего в прошлый раз?

— Конечно, — терпеливо ответила ее невестка.