Ирина Степановская - Вслед за Ремарком Страница 50

Нечто похожее чувствовал и Роберт. Он знал, что Михалыч все равно приедет раньше их, в какой-то степени это его успокаивало. Ему хотелось сказать Нине что-то хорошее, выразить ей свою благодарность за то, что вот так сразу она поехала помогать ему в совершенно ненужных ей делах, но он не знал, как именно ей это сказать. Наконец он не нашел ничего лучшего, чем спросить:

– Ты зачем шарф надела?

Нина мгновенно вспомнила все, что предшествовало этой поездке – и утренний звонок Лизы, и испорченное настроение… но сейчас это все стало казаться несущественным. Она ехала неизвестно куда, эта поездка и человек, сидевший рядом с ней, были ей приятны. Ни о чем другом думать она не хотела.

– Чтобы в уши не дуло, – ответила она. Вовсе ни к чему было посвящать Роберта в ее утренние переживания. – У меня в детстве уши болели, так теперь приходится их беречь. – Ей самой этот ответ показался глуповатым, но все равно в нем была большая доля правды. Уши в детстве у нее действительно болели. «Что ж, по крайней мере я не хочу казаться лучше, чем я есть», – подумала она. За окном их машины среди лугов проносились купы деревьев, старые церкви, новые магазинчики, и Нине казалось, что мчится она не на старую дачу к малознакомому человеку, а куда-то к неведомым приключениям на край света.

Когда они осторожно вошли через незапертую дверь, Володя сидел голый до пояса, в обрезанных по колено джинсах, на краю незаправленной постели, спустив на немытый пол ноги. Его светлые волосы, обычно схваченные резинкой, сейчас были распущены и свисали космами по обе стороны лица. Он запустил в них руки и сидел так, покачиваясь, и весь вид его напоминал пьяного Тарзана. Он сидел в такой позе, видимо, уже давно и оставался сидеть и сейчас, хотя приехавший раньше Михалыч успел уже закрыть окна, растопить печь и поставить на плитку старый жестяной чайник. Теперь Михалыч занимался чем-то на крохотной кухоньке.

Нина, предававшаяся всю дорогу приятным мечтаниям, ахнула про себя при виде Ленца и осталась стоять у двери, не решаясь продвинуться дальше в комнату. Она боялась помешать и смутить своим внезапным появлением хозяина. Ей было его очень жаль.

Ее поразила аскетическая бедность жилища: из мебели в нем были только кровать и стол с двумя самодельно сбитыми лавками по краям, да еще у противоположной стены стоял старый шкаф с книгами. Не было ни занавесок на окнах, ни абажура под потолком. Не было даже телевизора – непременной принадлежности любого, сколь-нибудь обжитого жилья. Запыленный приемник «Рекорд» стоял в углу, да и тот использовался не по назначению – хозяин складывал на него, как на тумбочку, старые газеты. Только корзинка с яблоками на подоконнике немного украшала общую картину запустения.

Роберт тоже замер на минуту у входа, но потом, быстро окинув взглядом дом, заметил и оценил и батарею пустых бутылок под столом, и остатки заветренной еды на мятой газете. Он почесал за ухом, вздохнул и пошел к Михалычу.

– Чего делать надо?

– Отпаивать. Для начала найди рассол.

Роберт прошел в маленькую кухоньку, отделенную от комнаты занавеской, там под потолком сушились пучки душистых трав, и потянул за кольцо крышку в полу. Неожиданный контраст между убогостью верхнего помещения и чистотой и ухоженностью подпола, хотя он там бывал не однажды, всегда поражал Роберта. При всей общей неустроенности дома подвал напоминал кладовую рачительного гнома. В специально приспособленный старый ларь была ровненько уложена вымытая картошка, клубни ее были как на подбор все одинаковой величины и одного цвета. Поодаль в прохладном месте стояли наполненные и перевязанные веревочками мешки. Кочаны капусты грудой были сложены в большой ящик. Коробки с песком, стоящие на земляном полу, свидетельствовали, что в них на зиму были аккуратно припасены морковь, свекла и черная редька. Повыше стоял небольшой ящичек чеснока и висели связки лука.

– Не хватает только змеиных голов и скорпионовых лапок, а так запасов – как у Кощея Бессмертного, – любуясь на все это богатство, произнес Роберт. – Но где же рассол? – На свежеструганных полках самодельного шкафчика он увидел аккуратно выстроенные разнокалиберные банки с соленьями. – Фью! – Он присвистнул. Чего только не было в них! Маринованные огурцы и помидоры, особым способом нарезанные патиссоны и кабачки, баклажаны, залитые специальной масляной заливкой, маленькие баночки со жгучим перцем и внизу здоровенная банка соленых грибов.

У Роберта потекли слюнки.

– Михалыч, да он просто кулак! – крикнул он вверх. – Спроси его, куда он заныкал бочонок с солеными огурцами.

– Сам спроси, не видишь, мне некогда!

Шкворчание масла на раскаленной сковородке и аппетитный запах поджаривающегося мяса действительно свидетельствовали о чрезвычайной занятости Михалыча. Нина и Ленц находились в прежних положениях. Она все так же безмолвно стояла у двери, а он все качался, не видя ее, и Нине казалось, что он сейчас завоет, как собака.

– Вовка, где у тебя рассол? – Роберт вылез из погреба, присел рядом с Ленцем на кровати, положил ему руку на спину. Тот некоторое время сидел неподвижно, а потом вдруг внезапно развернулся всем телом и с необузданной яростью вцепился Роберту в плечи, затряс его:

– Я все слышал! Ты сказал – я кулак? Почему ты так сказал? Почему ты смеешь так думать, скотина! Разве когда-нибудь я давал тебе повод думать так обо мне? Разве эти чертовы овощи, которые ты видел там внизу, в кладовой, не просто средство, чтобы не подохнуть зимой с голоду? Разве они не выращены здесь, на этом участке, моими собственными руками?

Володины глаза налились кровью, руки перебрались на горло Роберта, и Нине показалось, что он сейчас задушит его. Она хотела кричать и не могла, порывалась разнять друзей, но не сделала и шагу. Чутьем она поняла, что не должна вмешиваться в происходящее. И вместе с тем она не пожалела, что приехала сюда, в этот странный, почти пустой дом, оказалась среди малознакомых мужчин в такой непростой ситуации. Почему-то она не чувствовала себя здесь чужой. Ей даже показалось, что когда-то она уже стояла вот так в этой самой комнате.

– Ты говоришь, я – кулак?! – продолжал кричать Ленц и трясти Роберта, будто грушу. – Значит, ты заодно с ними?

Михалыч, будто ничего не слыша, продолжал хозяйничать на кухне.

– Я не заодно! Я пошутил, я не подумал! – Роберт вначале терпеливо ждал, пока Володька проорется и перестанет его трясти. Но поскольку ярость в глазах его друга не исчезала, он понял, что надо все-таки предпринимать кое-какие шаги и для собственного спасения.

Он попытался отодрать руки Ленца от своего горла, но тот держал его крепко.