Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира Страница 50

Единственной помехой этому покою, и помехой досадной, был Костик. Он сидел напротив Мадины за столиком и допивал уже неведомо который стакан виски со льдом. Льдом Костик, впрочем, не увлекался: как только очередная порция виски подходила к концу и в рот ему попадал холодный шарик, он брезгливо кривился и выбрасывал лед из стакана в траву.

Самое неприятное заключалось в том, что при этом Костик отнюдь не молчал. Выпив, он всегда становился разговорчивым, и, зная это, Ольга отправляла его домой уже после второй рюмки. Но сейчас она была занята игрой, и Мадине приходилось выслушивать его пьяную болтовню.

Ничего она выслушивать, конечно, не стала бы, если бы Костик не был Ольгиным любовником. Как она терпит этого откровенного альфонса, стриптизера из ночного клуба, было Мадине непонятно. Но с Ольгой она своим недоумением не делилась. Может, она держит его при себе назло мужу, с которым не разошлась и даже не рассталась, а может, просто от безысходности; этого Мадина не знала. И с чего она стала бы указывать Ольге, каких мужчин ей выбирать в любовники?

— Вот ты считаешь, я альфонс, — пьяно растягивая гласные, произнес Костик. — Да, в результате — альфонс.

— В результате чего? — вздохнула Мадина.

Она надеялась, что он, может быть, задумается над ответом и замолчит хотя бы на минуту.

Но надежда не сбылась.

— В результате отношений, — туманно пояснил Костик. — Но сам процесс отношений я воспринимаю иначе, да-а, иначе… Они имеют философскую подоплеку. — Он взглянул на Мадину обволакивающим сценическим взглядом, который, видимо, считал обольстительным. Умная фраза про подоплеку, неизвестно где им подхваченная, тоже считалась частью обольщения. Мадине стало противно. — Вот представь, Мадо. Все эти богатые женщины дают мне деньги, которые берут у своих богатых мужей. А те предпринимают огромные, да, о-гром-ны-е усилия, чтобы эти деньги получить. Воруют, нефть добывают, руководят промышленными империями… И что получается? — Костик торжествующе поднял вверх палец. — И получается, вся эта гигантская работа делается для того, чтобы я мог ни в чем себе не отказывать! Скажи, грандиозно?

— Заткнись, а? — сказала Мадина. — Меня сейчас вытошнит.

— Так пожалуйста, поблюй! — Костик обвел рукой вокруг себя. — Тут же природа.

Кроме природы, вокруг присутствовали и люди, хотя и немногочисленные, — сидели за столиками и в шезлонгах, негромко разговаривали, так же негромко смеялись. Как все-таки досадно, что Костик портил своим присутствием такой хороший, такой солнечный день!

Наверное, так думала не только Мадина. Во всяком случае, ей показалось, что мужчина, сидящий в одиночестве за соседним столиком, смотрит на нее с сочувствием.

— Ну сама рассуди, Мадо. — Костик никак не хотел умолкнуть; его пьяный голос неприятно впивался в уши. — Почему я должен стесняться? Да, я хочу жить красиво. А кто не хочет? Все хотят. Особенно такие, как я. — Он сделал паузу, видимо ожидая от Мадины расспросов, но, не дождавшись, продолжил: — Родился я в городе Мирном. Знаешь, что такое город Мирный в Республике Саха (Якутия)? Правильно, лучше тебе этого не знать. Никому я этого знать не пожелаю. И что я должен был в той жизни делать? На руднике пахать и водку жрать в ночь с пятницы на понедельник? Не-ет… — Он снова поднял палец, пьяно им покачал. Потом передвинул свое кресло почти вплотную к Мадининому и проговорил ей прямо в ухо: — Лучше в Москве стриптизером работать, правильно? По крайней мере, кругом женщины с достатком, без поддержки не останешься. А для души — отдельная песня.

Сразу после этих слов Костик опрокинул в горло остаток виски из своего стакана и повертел коленкой — так, что она прижалась к Мадининой. Этого ему показалось мало — он сделал еще какое-то волнообразное движение и прижался к Мадине уже всей ногой, от щиколотки до бедра. Одновременно он положил руку ей на плечи и, как-то по-особенному извернувшись, впился в ее губы мокрым от виски поцелуем.

Все это он проделал так ловко и быстро — сказалась стриптизерская практика, — что Мадина даже не успела уклониться. Впрочем, ожидать, пока Костик нацелуется, она тоже, конечно, не стала — оттолкнула его от себя с такой силой, что он с грохотом свалился на мраморный пол веранды вместе с белым креслом.

— Ты что, дура?!

Костик вскочил, потирая ушибленный бок. Вид у него был такой возмущенный, словно его оскорбили в самых чистых чувствах. Мадина тоже резко встала.

— Конечно, дура, — зло бросила она. — Иначе не стала бы всяких уродов слушать.

От Костиковой пьяной расслабленности не осталось и следа. Глаза его сузились, лицо побелело. Он шагнул к Мадине и, дыша ей в лицо тяжелым спиртным духом, процедил сквозь зубы:

— Ты, сучка, выбирай выражения. А то ведь и по морде можно получить.

Мадина тут же влепила ему пощечину. Ей никогда не приходилось давать кому-нибудь пощечины, и она даже никогда не воображала ситуацию, в которой это могло бы произойти, но сейчас хлестнула Костика по щеке так, словно делала это не раз.

Неизвестно, приходилось ли ему пощечины получать. Но он тоже повел себя так, словно это случалось с ним не однажды. И словно он находился не на сверкающей белым мрамором веранде элитного клуба, а на каком-нибудь заплеванном пятачке перед танцплощадкой в городе Мирном. Издав горлом глухой рычащий звук, Костик мгновенно выбросил вперед кулак и ударил Мадину в лицо.

Ей просто повезло. Повезло, что он был уже порядочно пьян. Иначе удар пришелся бы точно, а не просвистел мимо виска; Мадина не сумела бы уклониться, даже если бы сообразила, что это надо сделать. А так — Костиков кулак задел только ее ухо.

Но и этого оказалось достаточно. Ей показалось, что в голове у нее разорвалась граната. От боли слезы брызнули из ее глаз фонтанами, и Мадина вскрикнула так, что второе ухо у нее заложило от собственного вскрика.

На ее крик обернулись все посетители клуба, сидевшие на веранде. Наверное, эта сцена выглядела так отвратительно, что они замерли, не понимая, что происходит.

— Огребла? — прошипел Костик. Лицо у него было уже не просто белое, а бело-зеленое. — Поговори еще!

Мадина хватала воздух ртом, не в силах произнести ни слова. Обычно все, что она делала, делалось ею обдуманно. Но сейчас все произошло так быстро, что она не понимала, как ей быть. Не понимала, как ей жить после такого унижения!

Но прежде чем она успела сообразить, что ей делать вообще и что делать именно сейчас, Костик вдруг начал валиться в сторону, как будто его ударило боковым ветром. Но это не ветер был, конечно — откуда может взяться такой ветер в ясный августовский день? — а сильный толчок в плечо.