Осколки наших грез - Кэрри Прай Страница 50

Внутри всё сжалось от презрения. Мне ранее не приходилось встречать более фальшивых людей. Я желал ему сгинуть. Желал каждый раз, когда представлял его и маленькую девочку в белоснежном платье.

– Вы знаете, что я с гордостью нёс это звание долгих десять лет и буду рад пронести столько же! – голосил Платон. – Также я нескромно заявлю, что это время было лучшим в «Эдеме»! На этом мои цели не заканчиваются! Я готов и буду делать больше, пока наш маленький мир не добьётся совершенства!

– Меня сейчас стошнит, – улыбнулся Назар. – Столько зефира в ушах ни один Авдей не выдержит. Кто писал ему речь?

– Сам чёрт…

Я обратил внимание на людей, который с вдохновением смотрели на оратора. Все они верили ему. Восхищались им. Ещё несколькими месяцами ранее я ничем от них не отличался. Платон мог надурить каждого.

– Сегодня в списке кандидатов множество благовидных единиц! Молодое поколение нашей общины! – откашлявшись, Сотников стал перечислять. – Матвей Янковский! Мои сыновья – Назар и Давид Сотниковы! Авдей  и Снежана Лебедевы!

Что за хрень он несёт? Нас никогда не было в списках.

– О претендентах старшего поколения вам уже известно! Так вот, прежде чем вы сделаете свой выбор, хочу призвать вас к здравомыслию! Хорошо подумайте, ведь на кону наше светлое будущее! Я же приму любое ваше решение!

Люди стали спешно подписывать брошюры, наверняка выбирая Платона. Хотелось взорваться, уверить их в обратном, но, к счастью, на сцене показался Авдей.

Вот теперь всё закончится.

– Всем доброго дня! – помахал он нелепо, а следом подарил Платону приветственный кивок. – Прошу простить за вмешательство, но я не отберу у вас много времени! Поверьте, данная информация вас немало удивит!

Адреналин в крови разыгрался. Я улыбнулся Снежане, но та лишь боязно обняла плечи и опустила голову. Она не переставала тревожиться.

– Я имею наглость попросить вас остановить голосование! Но лишь на время! – микрофон разносил голос Авдея по округе. – Мне удалось заполучить запись, которая скомпрометирует одного из кандидатов! А точнее, большую их часть!

Плечи напряглись. Назар и Давид застыли.

Авдей отнюдь не следовал плану.

– Сейчас я должен был показать вам запись, где наш добрый мэр признаётся в подмене фактов и домогательстве к малолетней! Если доступнее, это касается моих друзей и сестры! И это правда!

Народ охнул. Платон сохранял завидное спокойствие. И только мы с парнями переглянулись.

– Кто писал ему речь? – теперь шикнул я.

– Нас это удивляет не меньше тебя, умник.

Тревога нарастала с каждой секундой.

– Это та правда, которую легко счесть за действительность, если не иметь опровержения! – уверенность Авдея росла. – Да, они вынудили Платона говорить это! И вы бы ни за что ему не поверили, если бы не…

Меня пошатнуло. Стало трудно дышать.

Авдей воспроизвёл запись, где парни говорили о плане мести. Она напоминала несвязные отрывки, но возбуждённый слушатель исключал главное – мы все хотели его подставить. Потом говорила Надя, неприкрыто обвиняя нас в посягательстве. Далее прозвучал голос Снежаны. Она отвечала на каверзные вопросы Авдея, в которых не могла точно объяснить намерения Платона.

«Я была ребёнком! – гремело из колонок. – Решил, что я всё выдумала?!»

Все походило на дурной сон.

– Теперь вы понимаете, до чего доводят политические игры?! – заорал Авдей. – Сколько грязи могло вылиться на невинного человека?! Я пошел против всех, чтобы быть честным перед вами! И мне больно это признавать, но мои друзья – преступники! Моя сестра – лгунья! Они все заодно! Им здесь не место!

Толпа взбунтовалась. Я видел, как рвутся сотни листовок, на которых мелькали наши имена, и не мог поверить, что они проглотили эту чушь. Они поверили.

Наша правда обернулась против нас.

Я ринулся на сцену, чтобы свернуть мерзавцу шею, но меня перехватил Назар.

– Нет, братец. Так мы сделаем только хуже.

– Ты его слышал?! Я убью его!

– Да, и я тоже, – отрешённо говорил Назар.

Тем временем Авдей продолжал заводить толпу. Но мне была важна лишь Снежана, что с каменным лицом пускала слёзы, ведь их запись транслировалась на весь «Эдем». Каждая фраза, раз за разом. Казалось, что это предательство стало для неё фатальным. Она словно лишилась чувств.

Шатаясь, Снежана пошагала прочь от взбудораженного общества. Сломленная. Впервые слабая. Отчуждённая.

Я рванул к ней, но почувствовал холодное железо на запястьях. Спустя секунду лицо соприкоснулось с землёй. Вместе со мной повалили Назара и Давида.

А мерзкий голос продолжал звучать из колонок:

– Я – тот, кто избавит этот мир от мусора! Верьте мне!

Глава#34

«Я – тот, кто избавит этот мир от мусора! Верьте мне!», –мерзкой тирадой стучало в ушах, подкрепляя растущую внутри ярость.

Всю ночь я провёл в камере временного содержания, пока на меня заводили новое дело. Зная Платона и его влияние на местную власть, я мог лишь догадываться, с какой скоростью картонная папка увеличивается в толщине. Уверен, что одной бунтарской выходкой это не закончится. Мне пришьют всё то, что лежит не на месте или лежит слишком долго без особой перспективы на раскрытие: разбои, мошенничество, домогательства и другие страшные деяния.

Однако сейчас меня волновало вовсе не это. Больше всего мне хотелось сомкнуть пальцы на тонкой шее Авдея и с садистским наслаждением её переломить. За предательство друзей. За предательство сестры. За подлую натуру, не уступающую Платону. И на сей раз мои намерения не допускали сомнений.

Продажная сволочь! Он обесценил всё, что без того досталось незаслуженно!

Всё чаще поправляя ворот рубашки, я надеялся избавиться от мнимой асфиксии. Мысли о Снежане превратились в незримую петлю. Несмотря на общее положение ей досталось больше всех.  Мне трудно представить, что может испытывать девушка, когда её детская тайна стала грязным достоянием, а виной тому кровный брат. Тот человек, за которого она стояла грудью, вопреки всему.

Ты подписал себе приговор, Авдей. Клянусь, когда-нибудь его исполнят.

Арестантские комнаты «Эдема» мало походили на те, в которых мне приходилось бывать в юности, но это не отменяло чувство полной потерянности. Стены давили не меньше, а вода в кране не стала слаще. С каждой минутой вкус беспомощности становился лишь ярче. Я был готов крушить этот гнусный мирок с красивым