Вера Колочкова - Ключи от ящика Пандоры Страница 50

– Да ладно, смотри, в обморок не упади. А то вообразишь себе. Ничего страшного со мной не случилось, всего пару недель поработать пришлось. Хотя, знаешь, хватило. Так уж получилось, что именно Самсонов меня оттуда и вытащил. Представляешь, всего тридцатым по счету клиентом оказался!

– Тридцатым?!

– Думаешь, это такая большая цифра? Да бог с тобой. Я еще тогда их по головам считала. Мне казалось, это отвлекает как-то. Особого рода драйв, как истязание-самозащита. Пока считаешь, кажется, что выберешься. Глупо, конечно. Ну, вот. Именно тридцатым клиентом он и оказался. Можно сказать, юбилейным. Влюбился, зараза, почти как в фильме про «красотку», помнишь? Хотя какая из меня красотка была? Да и Самсонов еще не был таким, каким ты его сейчас знаешь. Веселый был, жизнерадостный, готовый весь мир спасти. Планов – громадье. Даже не спросил, люблю я его, нет ли. Теперь-то я знаю, что он через это «спасение» по-своему самоутвердился.

– Ну почему же? Сама же говоришь – любил.

– А любовь разной бывает, Ирочка. Твой одной любовью любит, а мой – другой.

– Хм… Я всегда считала, что любовь – это любовь.

– Да, конечно. В общепринятом смысле так и есть. А только, знаешь, не все справляются с маленькой червоточинкой в голове, если она имеет место быть. Вот и мой Самсонов начал сомневаться в своем порыве. Любил – и сомневался, сомневался – и любил. Все приглядывался ко мне, знаешь – обидно так приглядывался.

– А ты?

– А что – я? Готова была ему ноги мыть да воду пить, старалась свою благодарность всячески продемонстрировать, чтобы он ее за ответную любовь принял. Уцепилась за него, как клещ за конскую гриву. Он ведь и в самом деле, получается, спас меня. Вот и старалась. Но полюбить его по-настоящему, чтоб от сердца шло, так и не сумела. И он это всю жизнь чувствовал, зараза. Помню, говорю ему – давай я работать пойду! Трудно же тебе – одному. А он, знаешь, смотрит так подозрительно, плечами пожимает. Правда, потом вопрос работы сам по себе отпал, ты же помнишь, как наши мальчики быстро раскрутились.

– Да, помню. И еще помню, какой тебя первый раз увидела. Ты мне очень самоуверенной показалась, даже позавидовала немножко. Если б ты мне тогда рассказала, ни за что бы не поверила!

– Это так, показательные выступления. Самоуверенностью всегда легче внутренние проблемы прикрыть. На том и стою! А на самом деле трудно мы с Самсоновым живем, очень трудно. На одной благодарности далеко не уедешь, через годы совместного бытия на крыльях не перелетишь. Он это чувствует, потому и живем как кошка с собакой. Мне – плохо, ему – плохо. В общем, сплошная карамазовщина. Наверное, потому у нас и ребеночка не получилось. А я так хотела, если б ты знала! Я бы так его любила…

Красивое Ольгино лицо вновь задрожало слезами, губы поехали скобкой вниз. Провела по-детски ладонью под носом, втянула воздух, запричитала отчаянно, сквозь рыдание:

– А ты дура, Ирка! Не умеешь своего счастья ценить! Да если б я умела любить, как ты. Мне бы сто раз по фигу было на всяких там Юль! Разве можно так свою любовь истязать, дура? Самой себе в душу плевать? Услышишь ты меня или нет, в конце концов, Ирка?

– Я слышу тебя.

– Может, и слышишь, но не понимаешь ничего!

– Понимаю… Понимаю, Оль…

– Ты сто раз, нет, тысячу раз должна спасибо судьбе сказать, что твои дети в любви родились! Что они вообще у тебя есть! Ничего не имеет смысла, когда у женщины нет детей. Вообще жизнь не имеет смысла!

– Зря ты так! Не надо отчаиваться. Может, родишь еще…

– Нет. Теперь уж точно нет, – вдруг успокоившись, грустно проговорила Ольга. И вздохнула протяжно, с коротким запоздалым всхлипом. Подняв глаза, усмехнулась. – В жизни с этим всегда как-то подло получается: кому очень надо – тому не дается, а кому не надо – наоборот.

– Прости за откровенный вопрос, а вы с Самсоновым к врачам обращались с этим вопросом? Всякие же ситуации бывают…

– Хм… Умная ты какая, прям удивительно даже, – сквозь слезы саркастически улыбнулась Ольга. – Конечно, обращались, даже в швейцарскую клинику пять лет назад ездили. Врачи говорят – нет у вас никаких отклонений, все в норме. Ждите, мол, все будет, старайтесь. А чего стараться-то – мы уж двадцать лет как стараемся. Мне скоро сороковник стукнет, чего ждать. Надо было мне, дуре, раньше сообразить, чтобы не только Самсонова подключить к этому процессу. А я закопалась в комплексах – это ж неблагодарность по отношению к нему, как же. Помнишь, я тебе рассказывала, как мальчика в Испании на неделю купила?

– Помню.

– Еще хвасталась – классно, мол, оторвалась, до сих пор воспоминаниями живу… Ты, наверное, подумала тогда про меня – вот сука?

– Да нет, что ты…

– Да ладно, знаю, что подумала. А только я тебе сейчас другое расскажу. Приехала оттуда, две недели прошло – хоп! – задержка. Я замерла вся, даже с кровати вставать перестала, притворилась больной-простуженной. Неделю из дома не выходила, даже тест на беременность не хотела делать. Боялась надежду разрушить. Знаешь, я за всю жизнь так счастлива не была, как в эту неделю – в ожидании. А потом закончилось все. Утром встала, и… Было счастье и кончилось.

– Боже мой, Оль… Но так же нельзя, все равно можно придумать что-то! Да сейчас масса всяческих технологий, зачем же себя так истязать?

– Да. Технологий много. Я одно время даже активным поиском суррогатной матери занималась. А только, понимаешь – время, что ли, прошло. В общем, Самсонов уже не хочет никакого ребенка. Перегорел. Потом и я вслед за ним смирилась. Чего уж, думаю, не судьба. Не хочет к нам ребенок приходить, боится, видно, что мы свои проблемы хотим таким способом решить. Ребенок – он же не способ, он сам по себе. А сейчас, как этого Егорку увидела, как накатило на меня опять! Ничего не имеет смысла, когда нет детей. Даже любовь…

– Жизнь имеет смысл. Жизнь сама по себе.

Ольга глянула на нее сквозь слезы насмешливо:

– Ты, что ли, жизни учить меня будешь? Да что ты в ней понимаешь, в жизни-то. Сытый голодного не разумеет, знаешь такую пословицу? То есть счастливый несчастного никогда не поймет, а тем более не научит. Он же только со своей колокольни на мир смотрит, и несчастья у него свои, больше придуманные, чем настоящие. Да ладно, чего говорить…

Она хлюпнула носом, провела под ним ладонью. Потом опустила ладонь на колени и, глядя в нее очень внимательно, проговорила тихо, четко разделяя слова:

– Уйду я от Самсонова, Ир. Сегодня глядела в глаза Егорке и думала – уйду. Усыновлю какого-нибудь детдомовского, такого же синеглазого…

– Да никуда ты не уйдешь.

Сказала и сама вдруг заплакала, ткнувшись лицом в ладони. Может, от жалости, а может, от стыда. Будто прошло через сердце страдание подруги, выталкивая из него свою собственную обиду на жизнь. Глупой и неказистой она показалась, игрушечной будто.