Татьяна Тронина - Небесные очи Страница 50

Она снова наклонилась и вдруг поняла – это не просто синие кружочки. Это вытатуированные цифры – выцветшие, наполовину стертые временем...

Это клеймо.

– Аушвиц. Другое его название – Освенцим. Я был ребенком. Мне повезло – пришли наши, освободили меня и тех немногих, кто остался в живых... Я его помню, смутно, правда – обычный мужчина с интеллигентным лицом. На злодея совсем не похож. Перед операциями давал детям конфеты. Доктор Смерть. Его еще так же называли Ангелом смерти.

– Кого – его? – тихо спросила Саша.

– Йозефа Менгеле.

– А кто такой этот Йозеф?

– Доктор. Хотя, если подумать, только сумасшедший мог назвать его доктором. Равно как и ангелом... Пойдемте, присядем... – Иван Исидорович опустил рукав, указал на скамейку неподалеку.

Они сели.

– Я не так хорошо знаю историю, стыдно сказать... – смятенно пробормотала Саша. – Но начинаю догадываться. Вы были в концлагере, да?

– Да.

– Йозеф Менгеле – фашист?

– Именно так. Он ставил бесчеловечные эксперименты над людьми, – спокойно, почти равнодушно произнес старик. – Без наркоза, без всего...

– Это его книга, да?

– Слава богу, вы догадались, наконец, милая барышня.

– Вы точно в этом уверены? – с мистическим ужасом прошептала Саша.

– Немецкий я знаю так же хорошо, как и русский. Специально потом учил, после войны. Но Симона Визенталя из меня не получилось...

– Кто такой Симон Визенталь?

– Охотник за головами. Нацистскими головами. После войны многим эсэсовцам удалось скрыться от наказания – он их искал и находил... Но я о другом. Откуда у вас эта книга?

– Не знаю, не знаю... – Саша затрясла головой. – Она всегда была в нашей семье. Ею, знаете, сильно интересуются! – она вспомнила о Бородине и вздрогнула.

– Кто?

– Нынешние врачи... – с трудом выдавила она из себя.

В голове ее еще царил хаос – кружились обрывки чьих-то фраз, воспоминания, уже известные факты, догадки. Эти клочки информации соединялись и распадались. Смешивались. Потом снова разлетались. И потом соединялись вновь – уже намертво, постепенно образуя четкие контуры. Так складывается из кусочков мозаика. Чуть-чуть напрячься – и Саша увидит всю картину целиком...

– О, немудрено! Такой бесценный материал...

– Бесценный? Значит, эта книга дорого стоит?

– Очень. Очень дорого, – кивнул старик.

– Что же в ней такого особенного, не понимаю...

– В книге собран уникальный материал. Такого нет ни у кого. Кто сейчас позволит производить эксперименты над людьми? Да еще такие масштабные... Кроме того, к Менгеле свозили близнецов с захваченных территорий. А близнец – это, между прочим, возможность продублировать то, что не удалось в первый раз... У меня был брат-близнец.

– О господи! – пробормотала Саша. Ей было и жутко, и неприятно. О судьбе брата Ивана Исидоровича она догадалась, кажется... Даже не стала уточнять. – А над чем конкретно работал Менгеле?

– Эксперименты по замораживанию людей. По их стерилизации. Эксперименты на глазах.

На глазах! Еще один кусочек мозаики вырвался из вихря и лег точно на свое место. Бородин искал книгу, именно эту книгу. Вот что ему было нужно от Саши – дневник фашистского доктора! Ему был нужен уникальный материал для его работы...

– Этого Менгеле расстреляли? – она смутно вспомнила о Нюрнбергском процессе над нацистскими преступниками.

– Нет. Он сбежал в Бразилию. Преспокойно дожил до старости.

– Вот сволочь! – вырвалось у Саши.

Старик усмехнулся.

– А самое интересное, знаете что, милая барышня? – он сделал паузу. – Считается, что Менгеле сжег свои записи в сорок пятом. Весь мир думает, что этой книги нет. Но она есть. И она у вас.

– Что же мне делать? – простонала Саша, схватившись за голову. – Вот что... Я эту книгу вам отдам! – вдруг озарило ее. – Она у меня дома сейчас, но я вам ее принесу!

– Нет. Я больше не хочу прикасаться к тем страницам, – старик быстро спрятал руки назад, словно кто-то невидимый уже протягивал ее ему. И добавил спокойно: – На них кровь.

– Но вы – бывший узник концлагеря, и кому как не вам... вы знаете, как ею распорядиться... – забормотала Саша, тоже не имея желания хранить у себя такой страшный, такой неприятный документ. Она внезапно нашла нужный довод: – А что, если книгой все-таки воспользуются?! Я же сказала, ее ищут, в ней кое-кто очень заинтересован!

– Милая барышня... – Иван Исидорович усмехнулся. – Я уже давно понял про себя – не мне быть судьей. Повторяю – не мне искать бывших палачей и не мне решать, что делать с оставшимися после них дьявольскими трудами.

– А тогда кому? – с недоумением спросила Саша.

Иван Исидорович молча поднял глаза к небу.

– Нет, но это глупо... Вы простите меня, но это очень глупо! – закричала она.

Старик встал и, шаркая ботинками, пошел прочь.

– Иван Исидорович! – заорала Саша. – Но вы хотя бы посоветуйте... Что мне делать? Куда идти?

Старик, не оборачиваясь, пожал плечами. Потом, через пару шагов, все-таки повернулся и произнес громко:

– Если бог допустил это, пусть он и расхлебывает!

– Ну знаете... – возмущенно закричала Саша. – Если так рассуждать, то... Кто-то должен разобраться со всем этим! Кто-то должен!

– Вот вы и разбирайтесь, милая барышня!

– Я?!

– Ну не я же! Я слишком стар для этого... – Саше показалось, что Иван Исидорович злорадно улыбнулся.

– Иван Исидорович!

– Вот и посмотрим, что будет... Есть хоть какой-то смысл в этой жизни, или нет... – он провел рукой по своим седым волосам. – А что? Может, уже дозволено все! – бормоча что-то себе под нос и оживленно жестикулируя, Иван Исидорович зашаркал прочь.

Саша осталась сидеть на скамейке одна.

«Старик, конечно, немного не в себе... Возраст, эта жара, опять же... Но насчет книги он не соврал. Я ему верю. Эксперименты на глазах! Все совпадает. Вот почему Виктор искал эту треклятую книгу! Не я ему была нужна, а она!»

Саша схватилась за голову и застонала. «Не я, а она!» Об этической стороне вопроса (о том, что Бородин в своей работе собирался воспользоваться такимиматериалами, Саша даже и не думала пока).

Итак.

У бабушки Али был жених. Он погиб во время войны, но не от рук фашистов, а, как сказал отец: «Его гад один убил». Что он еще сказал? – лихорадочно пыталась вспомнить Саша. Вот что сказал: «Алевтина Игоревна хотела гада засадить, но тот сбежал. А потом, спустя много лет, она его встретила – уже под другим именем. Я сейчас даже вспомню, каким... Федор Ласкарев!»

«И что?» – спросила тогда у отца Саша.

«Ну, и натурально, засадила! Принципиальная была женщина... Только все убивалась, что мало дали гаду... Она говорила, что этот лже-Федор фашистам служил. Типа, у нее даже доказательства потом какие-то нашлись – да поздно было!»