Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1 Страница 50

— Няня, с Максом все будет в порядке. А кроме того, бабушке страшно хочется его увидеть.

— Вот это меня тоже тревожит, — заявила Няня, — он нахватается американских привычек.

— Ну, он ведь все-таки наполовину американец. И к тому же он еще слишком мал, чтобы начать жевать резинку или говорить: «Общий привет!»

— Что ж, это ваш ребенок. — Тон Няни не оставлял ни малейшего сомнения в том, что на деле все обстоит совершенно иначе. — Вам и решать.

— Да, наверное, мой. И я решила, что мы поедем.

— А его светлость поедут?

— Полагаю, да. Вы же знаете, он не любит выпускать меня из своего поля зрения.

— Ну хорошо, я подумаю, — кивнула Няня.

Вирджиния, правда, не совсем поняла, о чем именно Няня собиралась подумать.

Но его светлость в Нью-Йорк не поехал. Вечером того же дня он зашел в кабинет Вирджинии и сообщил, что вместо этого собирается на Пасху навестить свою мать.

— Она в последнее время неважно себя чувствует, и меня это тревожит.

— Очень жаль, — через силу проговорила Вирджиния. — А что с ней?

— Ничего страшного, обычный грипп. Но она ведь все-таки стареет, ты же знаешь.

— Она сравнительно молодая женщина, Александр. Ей всего шестьдесят два.

— Ей будет приятно, если я приеду. Поэтому я решил поехать.

— Александр, а тебе не кажется… н-ну, может быть, мне стоит поехать с тобой? Положить конец этому глупому разладу? Я готова протянуть ей оливковую ветвь, если она ее примет.

— Вирджиния, мы уже много раз с тобой об этом говорили. Дело вовсе не в разладе, и я думаю, что тебе лучше не ездить.

— Но, Александр, я хочу познакомиться с твоей матерью. Это же абсурд. — Она почти готова была разрыдаться. — Ну пожалуйста!

— Вирджиния, я понимаю, что ты этого хочешь, но это невозможно. У нее к тебе очень сильная антипатия, и я не думаю… да нет, я просто знаю, что мы ничего не сможем тут изменить. Я сожалею, но это так. Ничего, если ты поедешь без меня?

— Ничего. Конечно ничего. Меня просто… все это очень расстраивает. И только. И мне казалось, что она должна была бы захотеть увидеть если не девочек, то хотя бы Макса.

— Вирджиния, пожалуйста, давай оставим этот разговор, ладно?

— Ладно, Александр, хорошо. Давай оставим.

Пасху они провели превосходно. Вирджиния с детьми приехала за неделю до праздника; все держались весело и непринужденно и казались необыкновенно счастливыми, даже Мэри Роуз, которая со своими детьми приехала в четверг, с тем чтобы остаться на весь уик-энд; она сказала, что у Малыша в этот день должен быть важный деловой ужин, а в пятницу он собирался в одиночестве доделать накопившуюся работу, но что в субботу он обязательно приедет. Говоря все это, она выглядела весьма самодовольно.

Ее самодовольство заметно поубавилось, когда она увидела, как на лужайке перед домом Шарлотта с дедом отрабатывают правильный удар клюшкой в гольфе.

— Не понимаю, — обратилась она к Фреду III в то время, как он целовал ее в щеку, — почему бы тебе не купить этому ребенку машину, и пусть она себе катается. Думаю, ей бы понравилось.

— Несомненно, — Фред нарочно сделал вид, будто не понял истинного смысла ее слов, — и уверен, она бы научилась очень хорошо водить.

— А как обстоят дела с гольфом?

— Получается, и неплохо.

— Знаешь, папа, Фредди иногда немного обижается, что вы с Шарлоттой не принимаете его в свои игры и развлечения. Почему бы вам как-нибудь не прихватить его с собой, когда пойдете в кино или в «Плазу» пить чай?

Одна из подруг Мэри Роуз как-то в начале той недели видела Шарлотту с дедом, когда они сидели в «Палм-корт» и, как она выразилась, обжирались пирожными с кремом. При одной мысли об этом у Мэри Роуз потом несколько дней возникало несварение желудка.

Фред III внимательно посмотрел на нее. При том что он высоко ставил достоинства Мэри Роуз и ценил все то, что она делала для Малыша и для банка, в чисто личном плане ему трудно было заставить себя относиться к ней с симпатией, да к тому же еще с годами она подрастеряла ту красоту, что была присуща ей в юности: изящная, холодноватая девушка постепенно превращалась в сухопарую и весьма холодную женщину. Сейчас Мэри Роуз было тридцать четыре года; она была элегантна, внешне все еще обращала на себя внимание, но в ней стало проявляться, пока еще очень слабо, что-то непривлекательное, отталкивающее. В тот день на ней был твидовый брючный костюм цвета ржавчины; он подчеркивал ее длинные ноги, изящную походку, но вместе с тем и слишком узкие бедра и слишком маленькие груди. Лицо у нее было исхудавшее, в глазах застыло какое-то голодное выражение; Фред подумал вдруг о том, каковы ее личные отношения с Малышом, и впервые его симпатии и сочувствие оказались на стороне сына. Но тут он вспомнил, какой изумительный ужин устроила Мэри Роуз в день рождения Малыша, как превосходно организовала она благотворительный вечер, сколько полезных связей и контактов приобрел Малыш благодаря ей, — и Фред III улыбнулся невестке так тепло и лучезарно, как только смог.

— Прости меня, дорогая. Наверное, я немного старомоден. Мне почему-то нравится женское общество. Знаешь что, свожу-ка я на следующей неделе Фредди и Шарлотту в цирк. Как тебе такая идея?

Мэри Роуз уже открыла было рот, чтобы сказать, что Фредди предпочел бы пойти без Шарлотты, но поспешно закрыла его и улыбнулась Фреду III:

— Это было бы превосходно. Фредди, Кендрик, вылезайте и поздоровайтесь с дедушкой.

Кендрик выбрался первым; это был красивый мальчик с копной густых темно-золотистых волос и очень темными голубыми глазами. Все, кто его видел, постоянно говорили о том, что он удивительно похож на Малыша. Но сходство было только внешним: на самом деле мальчик был далеко не таким обаятельным, как Малыш, гораздо более тихим и спокойным, несколько углубленным в себя; и улыбка у него была не такая широкая и сердечная, от всей души, как у Малыша, а намного более сдержанная, просто вежливая. Вот и теперь он подошел к деду, держась за мамину руку, образцовый ребенок в бледно-голубом пальто с вельветовым воротничком, в белых носочках и в ботиночках на кнопках; Фред нагнулся, потискал его в объятиях и спросил:

— Ну, как поживаешь?

— Спасибо, ничего, — вежливо улыбнулся Кендрик.

Следом подошел Фредди, одетый в идеально сшитые длинные брюки, свободную рубашку и свитер со шнуровкой на плече; он снисходительно протягивал деду руку.

— Как поживаешь, дедушка? — проговорил он. Его улыбка тоже была не похожа на улыбку Малыша: улыбка была мамина, натянутая, смущенная; но внешне он на нее совсем не походил — волосы у него были темные, телосложение более крепкое; все это были черты, унаследованные со стороны семейства Брэдли.