Уитни Гаскелл - Скоро тридцать Страница 50

Ошеломленная, я некоторое время молчала, обдумывая слова Теда и заодно допивая каберне. Я ничего не ела с самого ленча и, учитывая два бокала вина, выпитые перед выходом из дома, уже начала испытывать легкое головокружение.

– Я подумала, что расстаться предложил ты, – осторожно произнесла я, – судя по тому, как она на тебя смотрела.

– Все наоборот. Мы были заняты исключительно работой, отдалились друг от друга и перестали быть семьей. Однажды вечером у нас произошел серьезный разговор, и Элис сказала, что хочет свободы, – пожал плечами Тед. К моему облегчению, все это, похоже, не слишком его задевало. – Если тебе показалось, что она предъявляет на меня какие-то права, то я уверен, в ней просто взыграл дух соперничества. Она всегда терпеть не могла проигрывать, даже если выходила из гонки. Смотри-ка, а вот и Рэнди, мой приятель еще по работе на Эн-би-си. Пойдем, я тебя с ним познакомлю.

И меня закружил блестящий вихрь под названием «Экскурс в жизнь Теда Лэнгстона». За два часа перед моими глазами промелькнуло бессчетное количество друзей и кол лег Теда (среди которых нашлось немало льстецов и подхалимов, которые мне вовсе не понравились). Когда Тед представлял меня как свою девушку, реакцией на это чаще все го были удивленные взгляды. Мужчины, как правило, заговорщически подмигивали Теду, а на лицах женщин появлялась кислая мина, будто они наелись лимонов.

Я как заведенная повторяла, где и кем работаю, а потом молча стояла рядом, пока Тед и его собеседники вели разговоры о жизни. Симпатичный официант ходил за мной по пятам, наполняя мой бокал всякий раз, как только его содержимое уменьшалось наполовину. В результате я уже и не помнила, сколько всего выпила, но, почувствовав, как у меня занемели губы, сделала вывод, что приняла достаточно много. Периодически я пыталась сделать маневр в сторону стола с закусками, но только оказывалась по близости, как откуда-то появлялся очередной старинный приятель Теда, и я опять терпеливо сносила загадочные улыбки и недоуменно приподнятые брови, заново воспроизводя свое резюме.

– В следующий раз я приклею на лоб табличку с именем, возрастом, местом работы и номером страхового полиса, – проворчала я, обращаясь к Теду во время короткой передышки. – Даже поесть некогда, а я уже умираю с голоду. – Я умолчала о том, что мои модные туфли, купленные два года назад на распродаже в «Нордстроме» всего за пятьдесят долларов, немилосердно сдавили мне ноги. У меня возникло стойкое подозрение, что если в ближайшие не сколько минут я не найду, где притулиться, то до конца жизни не смогу носить ничего, кроме «контрацептивной» обуви (это такие страхолюдные башмаки, что мужчины шарахаются от тебя, как от чумной, – например, образчики «Биркенстока»).

Тед поцеловал меня в макушку и легонько похлопал пониже спины.

– Ступай к столу и ни в чем себе не отказывай. Я скоро присоединюсь.

Долго уговаривать меня не пришлось. Чувствуя себя так, словно меня выпустили на поруки после долгой от сидки в тюрьме, я поковыляла к богато накрытому столу в дальнем конце зала. Несмотря на внушительный спи сок гостей, еда стояла почти нетронутой. Большинство приглашенных дам, жены всяких шишек и знаменитостей, относились к категории «былинок», вздрагивающих от ужаса при одной только мысли, что на их губы, накрашенные умопомрачительно дорогой помадой от Шанель, попадет хоть капелька оливкового масла. Их мужья тол пились вокруг угощения, обозревая длинный банкетный стол, который буквально ломился под тяжестью блюд: там были разнообразные паштеты, миниатюрные пирожные с начинкой, открытые пирожки с сыром, фаршированные грибы на виноградных листьях, куриные грудки с кунжутом на шампурах, кусочки остро приправленного мяса, разложенного на кругляшах французских булок, рассыпные горы блестящей черной икры, паштет из гусиной печенки, тонкие блинчики с крабовым мясом, фигурное деревце из приготовленных на пару артишоков, целые ряды всевозможных вредных для талии десертов, от немыслимых сооружений из шоколада и тарталеток с ягодной на чинкой до огромного торта со взбитыми сливками в форме лебедя. Я атаковала стол с яростью борца за права человека, только что завершившего голодовку протеста, навалила себе полную тарелку паштета из гусиной печенки, прибавила к этому несколько блинчиков, а сверху поло жила фаршированный артишок. Я решила вернуться за десертом позже, но заметила небольшую группу представительных мужчин, которые направлялись к столу, отделавшись от своих жен/спутниц, поэтому быстренько ухватила кусок пирога с ревенем и порцию шоколадного мусса. Удерживая все это богатство плюс бокал мерло, я потихоньку улизнула. Все, чего я хотела, – это найти спокойное местечко, где я могла бы присесть, на несколько блаженных мгновений скинуть ненавистные каблуки и наброситься на еду.

Покинув зал, я свернула направо, миновала невероятно длинный коридор, повернула налево, еще раз налево и очутилась в самой большой кладовой, какую когда-либо видела. Вдоль стен тянулись бесконечные полки – до такой степени ровные, что повесить их могли, наверное, только нацисты. Запасы консервированных итальянских помидоров, оливок и спагетти позволили бы семейству Уайтхед пережить ядерную катастрофу. На мое везение, в кладовой стояли металлический стол и несколько стульев: очевидно, здесь собиралась прислуга. Я плюхнулась на первый попавшийся стул, разулась и за обе щеки принялась уписывать свой ужин. Не знаю, что за вещество содержится в спиртных напитках, но аппетит после них разыгрывается волчий. Вероятно, поступающий в кровь алкоголь активизирует ту часть мозга, которая требует шоколада и сыра. Или поглощение спиртного так увлекает человека, что он начисто забывает о желудке и тот начинает протестовать против голодной смерти. А может, алкоголь просто подавляет силу воли, доминирующую при других обстоятельствах, и превращает тебя в прожорливую свинью. Как бы то ни было, я с облегчением вздохнула, получив наконец возможность пошевелить пальцами ног и уделить все внимание своей добыче. Я как раз подумала о том, что допустила промашку, не стащив пару куриных грудок, как вдруг услышала знакомый голос.

– …делаем… [приглушенный шум]… документальный сериал в марте, – произнес мужчина. Это был Тед! Я хотела позвать его, но только что запихнула в рот кусок оливкового хлеба довольно плотной консистенции, так что мне оставалось либо выплюнуть его, либо усердно жевать дальше.

– Как замечательно, что у тебя все в порядке. В последние годы тебе полегче, ведь твое шоу пользуется огромным успехом, – сказала женщина. Кто это? Элис? Нет, в голосе не хватало слащавой стервозности. Женщина продолжала: – Бинго и я всегда надеялись, что вы с Элис еще сумеете все наладить… – Она деликатно умолкла.