Постскриптум (СИ) - "Anzholik" Страница 51

Черт. Черт. Черт!!! Как же я зла. Растеряна. Убита, черт возьми. Пинаю мебель. Сбрасываю со стола все, что там покоится, и чашка с недопитым кофе врезается в светлую стену, оставляя красочную черную кляксу, осыпает осколками пол. Сахар рассыпается, и звенит натужно стекло, трескаясь. Распахиваю окно. Вдыхаю до боли в груди холодный воздух и закуриваю. После хватаю телефон, несколько тарелок, чтобы, выйдя из квартиры, запустить их с силой в бетонные стены. И плевать мне, что соседи могут вызвать копов. Насрать совершенно. Потому что ничто не сравнится с тем пиздецом, что сейчас у меня внутри. Ничто.

Рыдаю взахлеб. Давлюсь дымом. И снова швыряю белоснежную керамику. Но даже тени наслаждения не получаю от собственных действий. Только тошнота, что рвется изнутри вместе с солеными слезами. Схватившись за перила, опустошаю желудок. Сплевываю желчь и снова затягиваюсь, будто мало мне эмоциональной жести, нужна еще и физическая. Комбо. Если любить, то отдавая все до последней крупицы души. Если страдать, то доводить себя едва ли не до состояния комы.

Набираю знакомый номер. Обкусываю кожу на пальце вокруг ногтя. Нервно. Жду бесконечно долгие гудки, но, сука, Кирилл, именно тогда, когда нужен, не берет трубку. Именно тогда, когда стоит вопрос жизни и смерти… Его нет рядом. Никого нет рядом. Только стена с выведенной краской цифрой двенадцать. Тусклый свет покрывшейся пылью лампочки и предательское сердце, сковывающееся толстым слоем льда. И тот расползается коркой, покрывая собой все внутри. Это страшно и дико. Мозг не работает даже на пару процентов. Ничего не работает, меня будто выключает.

Сижу на корточках, опираясь спиной на собственную дверь, и курю. Игнорируя ту помойку, что творится во рту и в желудке, чувствуя, как онемели ноги и замерз копчик. И, кажется, слезы почти закончились. Какие скудные запасы… Надо же. Гипнотизирую собственные руки. Не обращаю внимания на посторонние звуки. Пусть хоть ебаное пришествие Христа случится прям на моем двенадцатом этаже, мне будет лень банально приподнять голову.

— Ну, привет, зомби-герл. — Голос Кирилла, как скорая помощь, приехавшая позже на полчаса, и пациента нет смысла даже реанимировать. Приехала и хорошо, но чисто как факт. А так… несвоевременно и бесполезно. Наверное. Поднимаю руку и делаю пару взмахов. Открывать рот желания нет. Да и подозреваю, что стоит это сделать, как тошнота вернется. Ибо еще не было ни одного человека, которому бы пошли на пользу скуренные почти полпачки сигарет подряд. — Понятно. Спрашивать, что случилось — не буду. Уже в курсе. Где мелкий?

— У Лизы.

— Это хорошо… — Протягивает как гребаный доцент или доктор наук, который благодаря скудным симптомам способен выставить верный диагноз. Присаживается напротив и задирает мою голову, ловко схватив подбородок. — Ты чего сидишь тут как одна из печальных особей, не имеющих определенного места жительства?

— Дверь захлопнула. — Вопрос — ответ. На другое взаимодействие я сейчас не способна. Не думается. Уже и не плачется. Даже не страдается. Внезапно вспышка отчаянной ярости погасла без подпитки. Или же организм решил затолкать все поглубже вовнутрь и скрыть, спрятать, дабы были нанесены минимальные увечья и нервам, и телу. Но состояние анабиозное, полусонное и полуживое, раз уж на то пошло. Никакое. Самое подходящее слово. НИКАКОЕ.

— Тоже мне проблема, — тихо проговаривает себе что-то под нос. Запускает руку в куртку, достает не совсем понятные мне вещи. И уже спустя минуту ковыряет замок. В дверях. В моих, черт возьми, дверях. Как заправский криминальный взломщик. И будь у меня несколько другое расположение духа, я бы удивилась или вообще шокировалась увиденным. Но… — Подъем. — Помогает подняться. Ноги гудят, и я чувствую характерные покалывания, как при восстановленном кровотоке в конечностях. Стою пару минут. Наслаждаюсь облегчением в теле и легким, пьяным головокружением. — Что-то ты так не убивалась, когда сваливала от него шесть лет назад.

— Старею, — выходит хрипло, и начинает душить кашель. В горле будто поскребли наждачной бумагой — сухо и мерзко. Хочется пить.

Что я и делаю, едва попадаю в квартиру. Вливаю не меньше полулитра воды в организм. Чищу зубы хорошенько. И падаю на кухонный диванчик. Чтобы наблюдать не менее часа, как Кирилл собирает стекло с пола, рассыпанный сахар и еще кучу мелочей. Оттирает на моющихся обоях грязно-коричневое кофейное пятно. Закрывает окно, потому что прохлада позднего вечера, пусть и под конец апреля, но все же выстуживает воздух. Да и погодка та еще — пасмурно и тоскливо, под стать моему настроению. И эта солидарность заставляет хмыкнуть.

А после перевести взгляд на мужскую фигуру. Итак. Что тут у нас?

Понимаю, что выгляжу я сейчас как маньяк в федеральном розыске. Глаза безумные, улыбка, неестественно прилипшая к каменному лицу. И знаете что? Похуй. Смотрю и отмечаю:

Задница что надо. Полуофициальные брюки сидят как влитые и подчеркивают все достоинства. Майка тоже как бы не скрывает его хорошей физической формы. Под кожей рук перетекают мышцы, виднеются так любимые мной вены. И шея симпатичная, кадык, торчащий призывно. И пальцы, и кисти… почему я мариновала этого мужика столько лет? Тупая или слепая? Это же почти идеальный, мать его, вариант для идеальной, мать его, мести. Вбить ржавый тупой клинок ровно в грудь старшему брату при помощи младшего. Больненько? А то как же. Один хер не больнее, чем сейчас мне. Но что-то, по крайней мере, отдаленно равноценное.

Одна проблема. Мне физического контакта с кем бы там ни было вообще не хочется. Пожалуй, впервые в жизни либидо уснуло или впало в кому, хрен пойми, может, вообще сдохло к чертям собачьим. Но свершить задуманное и в кротчайшие сроки — святое. Несмотря на то, что четкого плана нет. Только смазанные и нелогичные зарисовки. Да, просто хочу сделать что-то непростительное. Переступить черту и скорее всего вычеркнуть разом обоих братьев из своей жизни. Комбо! С нотками сумасшествия расплываюсь шире в косой улыбке.

— Не пугай меня, женщина, я не понимаю, как вообще интерпретировать сейчас твой взгляд и странную улыбку. — Как мило приподнимаются брови. Хм. А месть, возможно, будет приятной. Главное сейчас трансформировать остатки эмоций в решимость и злость. Чтобы начать и довести до логической развязки. Трудно предсказать, каким будет конечный результат, но я хочу этого и могу.

— Знаешь.

— Дэ? Допустим, смотришь ты «Нагни меня возле кухонного стола» взглядом. Только ты, походу, адресата перепутала.

— Не-а. — Забавно то, как он борется с возникшей неловкостью. И в данной ситуации я чувствую себя удавом. Я наконец-то удав, а не сраный кролик. Клево.

— Лина, деточка, не провоцируй, а?

— А то что? — Противно от самой себя. От той глупой уверенности, что закипает в крови. От желания не сжечь или разрушить, а обрушить с силой, одним мощным ударом мост возврата к прошлому. Просто отобрать у себя же отходные пути, вырвать изнутри мысли о том, что, возможно, когда-то… Никаких, черт возьми, «возможно». И никакого «когда-то-там». Точка. Мое неприкрытое сегодняшнее блядство точка во всем, что происходило со мной после посещения сраного бара целую кучу лет назад. Леша не сможет простить мне эту низость, я сама себе этого не прощу. Но так надо. Просто чтобы было стыдно, а не больно. И успокаивало то, что безнаказанно Алексеев-старший не вышел из ситуации. Сейчас плевать на чувства, расчет идет на дела. А по факту, говорил он много, а сделал куда меньше, но хуже и фатальнее.

— А то вздерну тебя на этот гребаный стол, избавлю от одежды и поимею как последнюю шлюху.

— Хм… — Прикидываю в уме, чем же будут отличаться братья. Даже интересно. Размером? Ритмом или предпочтениями? Правда ли, он тупо трахнет меня или будет, как щенок, дорвавшийся впервые в жизни до вкусной и такой долгожданной косточки, упиваться моментом и тихонько покусывать, будто стесняясь сожрать и побыстрее? — И все? — Провоцирую. Мне кажется, каждое его вульгарное слово потихоньку, как ластик, стирает отголоски суки-любви в моей застывшей душе. И я понимаю, что у меня шоковое состояние до сих пор. И я не до конца осознаю, что творю, но я не вижу иного выхода.