Знаки внимания - Тамара Шатохина Страница 51

В палате жарко и я равнодушно тяну с себя кофту, не обращая внимания на соседа по палате — соратника, единомышленника и почти уже брата, и нечаянно оголяю плечо — просторная майка хб ползет вниз вместе с трикотажем. Ваня протяжно свистит, и я тоже смотрю туда, куда и он — там сизо-багровый синяк размером с мою ладонь и это еще он не весь на виду.

— На боку еще… и на бедре тоже, — зачем-то жалуюсь я ему. Свое состояние сейчас я могу охарактеризовать как жалкое и слабое. Совершенно бесхребетное, можно сказать, состояние. Я совершенно точно нуждаюсь в полноценном отдыхе.

— Кать, так может, поспим тут еще одну ночь? — участливо спрашивает он, — ты совсем сонная, еле слова тянешь, так какая разница? Я и то привык здесь… кровать удобная.

Привычно уже пожимаю одним правым плечом:

— Ну, давай, если нас не гонят.

Но уснуть мне не судьба, хотя глаза уже закрываются сами собой. Только-только я приникаю к подушке, уютно укутавшись в больничное одеяло, раздается стук в дверь. Ваня открывает ее, опять включая верхний свет в палате и впуская Сергея. Я сильнее вжимаюсь в матрас и натягиваю одеяло почти на нос. Давлю в себе желание обреченно застонать, а лучше — провалиться сквозь землю, потому что я скрыла от него сам факт аварии. Я не призналась, что валяюсь почти два дня в больнице и бабушке запретила это делать. Но, очевидно, у нее были другие мысли на этот счет и свое представление о правильных отношениях.

Я жалко и сонно улыбаюсь ему, он так не вовремя… Кажется, они все не вовремя в моей жизни, но сейчас… хуже времени он просто не мог выбрать — у меня совершенно нет сил и желания бодаться с ним и доказывать, что в аварии нет моей вины. Он садится на стул у кровати и молча смотрит на меня. Я обреченно вздыхаю и начинаю оправдываться, потому что поступила откровенно паскудно. Но не посвящать же его сейчас во все нюансы?

— Я не хотела зря волновать тебя, со мной ничего серьезного.

Он опять молча кивает и смотрит на Ваню, я представляю их друг другу:

— Это Иван Мелитин, он сотрудник нашей СБ и тут для моей безопасности. А это Сергей.

— Жених, — уточняет Сережа, глядя на Ивана. Тот вежливо кивает. А Сергей просит его, тоже очень вежливо:

— Вы не могли бы выйти на минуту, нам нужно побыть вдвоем, поговорить.

И тут Ваня совершенно не вежливо, а, скорее — нагло, улыбается и отрицательно качает головой. Они еще некоторое время внимательно смотрят друг на друга, а потом Сергей всем корпусом поворачивается ко мне и смотрит в глаза — с вопросом и укором. Осторожно проводит по моей щеке ладонью и говорит очень тихо, только для меня и звучит это горько:

— Что же ты, Хрусталька? Почему не я, Катя? Почему ты сразу позвонила не мне?

— У меня и выбора не было, честно. Взяли в оборот еще возле Жука…, мой Жук совсем сгорел, Сережа, — жалко блею я, и первый раз за все это время адресно плачу по своему Букашке и заодно из-за стыда перед Сережей.

— И ко всем чертям твоего Жука, — совершенно ровно и спокойно отвечает он, вытирая ладонью мои щеки: — У меня каждый раз, когда ты садишься за руль, сердце дает перебои. Ты не понимаешь, ты просто не знаешь, Катя, — вдруг повышает он голос:

— Мои родители чудом уцелели в автомобильной аварии, мой самый близкий друг разбился на мотоцикле и я хоронил его! Так что больше никаких Жуков. К черту их, Катя! Я буду возить тебя сам — везде, куда ты захочешь и когда захочешь. Не нужно… — останавливает он меня, да я и сама сейчас не хотела бы долгих разговоров. Но про мотоцикл спросить просто обязана, потому что он… мотоцикл. От одного только упоминания об этом гадовом транспортном средстве я почти полностью выныриваю из состояния слезливой дремы.

— Кто был этот твой друг? Близкий? Ты говоришь про брата Одетты?

— Да. Какая разница, Катя? Бабушка сказала — с тобой ничего страшного. Только синяки? А что с ногой, правда — только царапина? Тогда почему тебя держат в больнице уже два дня?

— Почти, — не даю отвлечь себя, у меня появилась цель и я иду к ней: — Расскажи мне, пожалуйста, Сережа.

— Про те аварии? Зачем тебе? — невесело улыбается он, но рассказывает: — Отец не успел с обгоном, им повезло чудом — задело только вскользь, и он сумел удержать машину. А мы с Олегом долго увлекались мотоспортом, участвовали в гонках — крутые байки, шлемы, кожа… все, как положено. Была своя дружная команда, и был огромный опыт вождения — огромный, Катя. Но не всегда и не все зависит он нас, иногда совпадает так… неудачно, и все! Человека нет! С тех пор я отказался от этого. А ты… носишься и лезешь под нос, подрезаешь…. куда ты все время спешишь, скажи ты мне, пожалуйста? Это же эффект трассы — когда выгадываешь секунды для обгона, перестраиваешься, ускоряешься… но нет же! Это твоя обычная манера вождения — ненормальная, дерганная! Машины у тебя больше не будет, — заключает он уже совершенно спокойно.

— А Одетта… она водит байк?

— Нет, — удивляется он, — при чем здесь она?

— А… а? — не успеваю я сформулировать вопрос, как слышу голос Вани:

— Вам чего, девушка?

Я перевожу взгляд на слегка приоткрытую дверь и вижу там лицо Одетты.

— Что она здесь делает? — спрашиваю у Сергея.

— Я просил тебя подождать в вестибюле, — почти рычит он, поворачиваясь к двери. Она еще сильнее приоткрывает дверь и почти делает шаг в палату, глядя мне в глаза… и улыбается. До этого она никогда, ни разу не улыбалась мне.

— Очень захотелось посмотреть… проведать.

— Выйди и подожди меня там, где я сказал, — командует Сергей и она пожимает плечами и уходит. Я молчу, он тоже некоторое время молчит, потом объясняет:

— Мы из бассейна, там меня застал звонок твоей бабушки.

— Понятно… — тяну я.

— Что тебе понятно, объясни мне, пожалуйста?

— Что у нас с тобой ничего не получится, Сережа, — отворачиваюсь я, — от нее уже никуда не деться.

— Да что за глупости ты говоришь?! — злится