Эрин Маккэн - Любовь и другие иностранные слова Страница 51

– Да, Росс и Деннис – возможно. Но почему ты так уверена, что я не люблю Итана? Почему думаешь, что я и сейчас просто втюрилась? Почему в этот раз все не может быть иначе?

– О'кей. Скажи мне тогда, что такое любовь.

– Ну, это… хех, – теперь моя очередь неловко усмехаться.

– Я и говорю: втюрилась. Купи рамку и поставь его фото вот сюда, – она показывает на портрет Денниса ДеЯнга на моем столе. – На самом деле это даже мило. Делает тебя похожей на других детей. И, поверь, – говорит она, направляясь к двери, – от этого твое письмо стало еще более ценным, дорогуша. Если я отдам его Итану, позору не оберешься.

– Пф! – говорю я, когда она закрывает за собой дверь, и это «пф» сказано от всего сердца: челюсти и кулаки сжаты, плечи приподняты. Пришло время действовать. Через пару секунд я уже сижу за столом, захожу на сайт ее свадебного фотографа, с третьей попытки подбираю пароль (какой надо быть дурой, чтобы не придумать ничего оригинальнее, чем «кейтиджоффбрилл») и загружаю «Королеву Кейт на троне» в папку «Свадебное слайд-шоу».

Замерев от ярости и восторга, грусти и решимости, смущения и уверенности, я смотрю через комнату на свой дневник. Но остаюсь сидеть, где сидела.

Одно его существование выводит меня из себя больше, чем все звуки, запахи, швы и насекомые на свете. Если бы он сейчас заговорил (Джоооозиии, Джоооооози, я туууут. Подойди и расскажи мне все о своей никчемной жизни), я бы не удивилась.

Я думаю о том, что мама наверняка заметила мою рассеянность и хочет меня расспросить, но молчит. Как славно с ее стороны. Когда я буду готова, то расскажу ей все – или почти все. Как только я пойму, что хочу сказать и как я хочу это сказать. Через пару лет. Или никогда.

Я что, только что сказала, что у меня никчемная жизнь? Ой. Нет, это все мой дневник. Я-то хотела сказать «безумная».

И все-таки я раскрываю его и пишу:

Среда, 15 октября, 20:17

Какова природа любви?

Я оставляю этот вопрос без ответа. Пусть дневник ответит за меня.

Глава 32

Когда в пятницу утром я вхожу в аудиторию, Итан приветствует меня улыбкой и приподнимает брови, словно хочет сказать: «Я побывал в твоем доме и теперь знаю, где ты живешь». Еще пару дней назад я бы была в восторге от такого проявления дружбы. Может, у меня бы даже закружилась голова. В конце концов, это ведь правда свидетельствует о душевной близости, когда у людей есть общие воспоминания или даже шутки, которых больше почти никто не знает. Или совсем никто. Или если они говорят на общем языке. Но сегодня я не взволнована и не падаю в обморок. Сегодня у меня внутри все сжимается: я словно проваливаюсь в себя. Или мне просто очень этого хочется.

Я отвечаю ему вежливой и вялой улыбкой.

– Все хорошо? – Итан слегка наклоняется ко мне.

– Да. А что?

– Вид у тебя такой, словно ты сегодня будешь препарировать эмбрион свиньи.

– Мне кажется, если бы я собиралась препарировать эмбрион свиньи, меня бы уже на вас стошнило.

– А может, ты именно так и выглядишь, словно тебя сейчас стошнит?

– Вы правда хотите сказать, что у меня такой вид?!

– Нет. Метафора забавная, но плохая. Давай начнем сначала. Все хорошо?

– Да, – говорю я, пытаясь не улыбнуться. Стью всегда потешался над этой моей привычкой. – А что?

– У тебя такой вид, словно ты забыла надеть штаны и только сейчас это поняла.

– Вы правда думаете, что я могла бы уйти так далеко от дома без штанов?

– Нет, не думаю. Это ирония. Вот именно поэтому мне и пришлось спрашивать, все ли у тебя хорошо.

Я неохотно благодарю его и улыбаюсь. Он улыбается в ответ.

– Спасибо, у меня все хорошо.

Занятия начинаются. Первые несколько минут я что-то конспектирую, просто чтобы было куда смотреть, кроме как – я сглатываю комок – на учителя. Когда я все-таки – на свой страх и риск – поднимаю взгляд, то вижу его таким же, каков он был всегда: красивый, умный, совершенный. И сегодня от его красоты, ума и совершенства я краснею, съеживаюсь и делаюсь несчастной.

– Подумайте вот о чем, – говорит нам Итан. – Если бы я не стоял тут и не разговаривал с вами, а просто раздал распечатки своих лекций и потребовал, чтобы все вопросы и ответы сдавались мне в письменном виде, разве хоть кто-нибудь из вас приходил бы на занятия? Это было бы очень странно. Странные взаимоотношения. Неловкие.

Я киваю.

– Язык помогает преодолеть неловкость, – говорит он. – А теперь вспомните, сколько раз мы с вами виделись за пределами аудитории. И мы разговаривали. Так?

С обеих сторон от меня кивают головы. Много голов. Погодите-ка… что?! Много?

– А если бы я просто подходил к вам и молча стоял? А если бы шел рядом и не говорил ни слова? – В зале раздаются смешки. – Да уж. Жутко странно. Нет, мы разговариваем. В основном на нейтральные темы. О том, о чем обычно говорят люди, чтобы узнать друг друга лучше. И это одна из функций языка: он помогает вести себя цивилизованно, помогает почувствовать себя свободно в присутствии незнакомцев. Заполняет неловкие паузы.

Я ухожу. Просто встаю и ухожу. Прямо на паре. Ничего такого. Может, в туалет захотелось. Но в моем случае это не так. У меня горит лицо, мое сердце колотится, желудок пытается вывернуться наизнанку. Я мысленно перечисляю возможные причины:

• обширный инфаркт

• запоздалая анафилактическая реакция

• медленно развивающаяся мозговая аневризма

• климактерические приливы

С таким не шутят.

В туалете я достаю из кармана телефон.

Я – маме, 9:17

Мне кажется, у меня мозговая аневризма.

Мама – мне, 9:18

Тебе кажется.

Я – маме, 9:18

Я чувствую, как она пульсирует.

Мама – мне, 9:19

Нет, не чувствуешь.

Я выключаю телефон, кладу его обратно в карман, мою руки и брызгаю водой в лицо, стараясь не смотреть в зеркало. Если это не аневризма, не сердечный приступ, не аллергическая реакция и не раннее начало менопаузы, то остается только один вариант: позор, опасный для жизни.

Вернувшись в класс и в общество Итана (в его красивое, умное, совершенное присутствие, которое притягивает все взгляды и все внимание), я вынуждена задать себе три болезненных вопроса. Вопроса, от которых все внутри меня замирает.

А что, если Кейт права?

А что, если я втюрилась?

Как я могла так ошибиться в своих чувствах?

Какова природа любви?

Должен быть способ это выяснить.