Дж. Хасс - Я вернусь за тобой Страница 51

Я не знаю, что сказать. Она разыгрывает меня? Ей правда грустно? Правда больно? Что я, бл*дь, вообще должен сказать?

Тишина длится слишком долго. Она набирает полную грудь воздуха и выпускает его.

— Думаю, Мерк был прав. Я — плакса. И ты ненавидишь меня, да?

— Я не ненавижу тебя, — отвечаю я немного защитным тоном, выпуская свой долгий выдох. — Я просто не знаю, что с тобой делать. Не знаю, почему ты здесь.

Она пожимает плечами, потом морщится, когда опускает руку себе на плечо.

Ну, с болью я еще справлюсь. Так что я начинаю оттуда.

— У меня есть аптечка первой помощи в выдвижных ящиках в «Хаммере». Прими одну таблетку «Мотрина» прежде, чем пойти на боковую, — я не знаю, что сказать ей об отце. С этим у меня хреново. Я последний, у кого стоит искать сочувствия. Все, что я знаю, — это бизнес. Смерть — мой бизнес. Я подхожу к ней, и вижу ее Глок. После вытаскиваю свой Five-SeveN, вынимаю обойму, проверяю наличие пуль в ней, оттягиваю корпус назад, опустошаю патронник, позволяя патронам падать мне на ладонь.

— Вот, — произношу я, передавая ей полную охапку пуль. — Хочешь поменяться пистолетами, Смурф? Эта вещица крутая и легкая. Почти без закидонов. Простой 22 калибр, но знаешь, форма пули придает ей скорости.

Она берет пистолет, а после и магазин. Каждые несколько секунд она шмыгает носом так тихо, как может, пытаясь не привлекать внимания к тому факту, что плачет.

— Бронебойная пуля, — произносит она, вставляя пули в магазин.

— Да уж, так они их называют. Бронебойная пуля. Ты ведь знаешь почему, да?

Она кивает.

— Потому что патроны проходят через кевлар.

— Ага, именно поэтому. — А она разбирается в этом дерьме. — Перезаряди его. Хочешь выстрелить?

Она снова шмыгает.

— Где?

Я улыбаюсь и широко раскрываю руки.

— Здесь. На расстоянии миль нет ни единого дома. Выбери цель. И выстрели во что-нибудь.

Она сканирует местность, делая небольшой круг, и выбирает. Она целится на расстоянии.

— Как насчет знака на краю территории?

— Вау. А ты не промах, да? — она улыбается мне, и я делаю то же самое в ответ.

— Вот что я тебе скажу. Если ты попадешь по цели, я позволю тебе оставить этот пистолет у себя навсегда. Мы сможем обменяться. Давай? Я возьму твой Глок, а ты оставишь себе мой Five-SeveN.

Ее лицо озаряет широкая улыбка, но она пытается спрятать ее.

— Я смогу попасть в ту цель.

— Покажи мне. Представь, что твой отец смотрит на тебя. Прямо сейчас. Он смотрит на тебя сверху и видит тебя со мной, и, может, немного переживает, — мой голос затихает, и она смотрит на меня снизу. Ее лицо искажено скорбью, но в то же время я знаю, что она слушает. Она хочет услышать от меня что-то настоящее. Ей нужно что-то настоящее от меня. — Он, наверное, что-то подозревает о моих мотивах. И, может, переживает из-за того, что я — плохой парень. Так что покажи папе, что ты легко сможешь со мной справиться. Выстрели в цель и забери мой пистолет.

Она пялится на меня мгновение.

— Ты злодей, Джеймс?

Я медленно киваю.

— Да.

— Я тоже злодейка.

— Ну, тогда, думаю, мы равны, — отвечаю я.

— Возможно, — говорит она и целится.

Она делает долгий ровный вдох, потом выдыхает и спускает курок. Five-SeveN — громкий, но звук удара пули по металлу таблички звучит через секунду после того, как выстрел пистолета затихает. Это и все, что нужно, чтобы подтвердить, что ее цель была настоящей.

— Если мы равны, — произносит она, поворачиваясь ко мне, — тогда, что мы делаем?

— Ну, — я тянусь и поднимаю ее Глок, проверяю магазин, веду пальцем по резьбе на дуле, к которому подошел бы глушитель, а после засовываю его себе в джинсы. — Думаю, нам нужен план.

— Я тоже так думаю.

Я киваю и встаю.

— Дам тебе знать, когда подготовлю его.

Затем я ухожу обратно к открытому люку, наполовину ожидая услышать треск перезарядки пистолета, с которого сразу после этого выстрелят в мою голову.

Но вместо этого слышу долгий, грустный вздох.

Думаю, ее доверие — даже, если оно условное, временное и сомнительное — лучшее, на что я могу надеяться в данный момент.

Глава 27

Джеймс

Я возвращаюсь внутрь, иду через дом, выхожу к «Хаммеру», открываю дверь, сажусь и захлопываю ее за собой.

Бл*дь.

Какого черта я делаю?

Взвешиваю варианты в голове. Представляю все пути и каждый выход, который может сделать жизнь лучше. А потом хуже. У каждого решения есть последствия. Каждое мгновение в моей жизни формирует этот момент. И этот момент определяет следующий.

Жизнь — она как башня. Очень высокая башня. Решения ведут к действиям, и действия наслаиваются — одно поверх другого, одно поверх другого. И иногда ты знаешь, почему карабкаешься вверх по этой башне, но в большинстве случаев, просто тащишь себя наверх, цепляясь то одной, то другой рукой. Находя любую трещину или выступ.

И время от времени, пока ты карабкаешься по своей башне, есть мост. И вот ты стоишь, глядя через этот мост, и знаешь, что это будет чертовски легко. Другой стороны не существует. Если бы была, ты бы спрыгнул со своей сраной башни, по которой карабкаешься, и попробовал бы что-то новое.

Но другой стороны не видно. Есть только мост.

Отсюда и риск. Ты продолжаешь карабкаться? Используешь все накопившиеся мгновения, чтобы подняться к концу, который представлял с момента начала своего путешествия?

Или делаешь шаг по мосту и направляешься в неизвестность?

Полагаю, это сводится к сожалениям. Не такие вещи, как: «Убил ли я правильных людей?» или «Выполнил ли я свою работу самым лучшим образом, каким только мог?»

Нет. Жизнь — это не только работа, это… любовь.

Пока, конечно, твоя работа не становится твоей любовью.

Люблю ли я свою работу?

Я вытаскиваю свой телефон и набираю номер по памяти. Гудки идут и идут, а потом меня наконец-то перекидывает на голосовую почту.

— Харрисон, — произношу я низким голосом. — Перезвони мне. Мне нужно большое одолжение.

Кладу трубку и иду обратно, нахожу сигареты, которые купил в баре, а потом выхожу к задней двери, чтобы насладиться ими. Щелкаю зажигалкой и делаю глубокую затяжку. После выпускаю дым, и немного комфорта и успокоения наполняет мои вены. Я иду к знаку, в который стреляла Саша, и когда добираюсь туда, оборачиваюсь и смотрю на крышу. Ее там нет. Может, вернулась в постель. Может, расхаживает по комнате, взвешивая свои накопившиеся моменты. Обдумывает свои варианты — ступить на мост или нет.

Я щелкаю зажигалкой возле знака, так как луна скрылась за облаками, и стало темнее.

Вижу только серебристую поверхность и понимаю, что смотрю на обратную сторону таблички, поэтому обхожу столб. Забора нет. Есть только столб в земле, который смотрит на пустыню.