Вероника Кузнецова - Горбун Страница 51

По-видимому, у датчанина было поразительное умение не обращать внимания на многочисленные неприятности, которые он причинял, и чувствовать себя легко и уверенно с людьми, которым, по его милости, пришлось несладко.

— Вам захотелось поговорить о технике? — спросила я с бьющим в глаза доброжелательством. — Я размышляла об ультразвуковой головке для глубокого сверления.

— Это, Ларс, не про нашу честь, — сухо заметил горбун.

Просто не верилось, что русский — не его родной язык.

— Я пытаюсь понять, что может пахнуть в той стороне, — призналась я и махнула рукой в сторону компостной ямы.

— Цветы, — удивлённо ответил Ларс. — Разве они не перед вашими глазами?

— Нет, они за моей спиной, а благоухает вовсе не цветами. Такое впечатление, что здесь…

Мне стало неловко употреблять при писателе и переводчике глаголы типа «сдохла» и «воняет».

— Здесь не может быть какой-нибудь собаки?.. — начала я.

— Конечно, — бесстрастно согласился горбун. — У Ирины их целая свора.

— Сюда могла забраться какая-нибудь бродячая собака. В поисках места вечного успокоения.

— Не чувствую никакого запаха, — заявил Ларс.

— Я тоже не чувствую, — поддержал его Дружинин.

Конечно, где им его почувствовать, если горбун сидит в уголке на ступеньке, а Ларс ещё дальше на стуле.

— Вы неудачно сидите, — попыталась я объяснить.

— Нет, Жанна, как раз мы сидим очень удачно, — возразил Дружинин. — Боюсь, что это вы выбрали неудачное место. Перенести вам кресло?

— На это я и сама способна, — с досадой отказалась я, вставая.

Горбун тоже встал и подошёл ко мне.

— Я должен перед вами извиниться за свой поступок, — чуть улыбаясь, сказал он, — но, увидев на столе открытую тетрадь, я не удержался от искушения в неё заглянуть, а потом не смог оторваться. Какой кары я заслуживаю?

— Об этом я подумаю на досуге, — пообещала я. — Давно не читала книг о временах инквизиции и, к сожалению, перестала разбираться в видах пыток.

— А как насчёт продолжения?

— О каком продолжении может идти речь?

Горбун смотрелся очень мило, и в эту минуту я готова была согласиться с Петером, что у него удивительно добрые глаза. К тому же, было совершенно ясно, что он не успел прочитать о своём отвратительном двойнике.

— Вы так стыдитесь говорить о своих произведениях, словно это что-то недостойное, — ободрял меня Дружинин. — Дайте мне прочитать ваши работы, и я скажу, какие в них достоинства и недостатки. Я не утверждаю, что я великий знаток литературы, но кое в чём всё-таки разбираюсь.

— Вам не даёт покоя преподавательская деятельность Мартина? — спросила я.

Горбун поморщился.

— Не надо говорить о Мартине, — попросил он. — Кто знает, где он и что с ним! Но я получу от вас всё, что вы написали, а прежде всего продолжение той повести.

— Думаю, что вы слишком умны, чтобы заниматься мазохизмом.

— Какой смысл в том, чтобы люди умные оказывались в худшем положении, чем те, у которых вовсе нет ума? — осведомился горбун и выжидательно посмотрел на меня.

— Откуда это? — не поняла я.

— Вы ли это говорите, вы, у которой столько ума?

— А если я эту книгу не читала?

— Это из сборника сказок, который я купил в Москве в свой последний приезд, — объяснил горбун. — Мне с детства нравилась эта сказка, но цитирую я именно тот перевод.

— Вы приезжали к нам? — удивилась я. — А почему раньше об этом не говорили? Знаете, у вас поразительная скромность!

— Я иногда сам этому поражаюсь, — согласился он. — Вспомнили сказку?

— Нет, конечно.

— Это Шарль Перро…

— "Рике с хохолком", — обрадовалась я. — Когда-то мне она очень нравилась.

— Ну, вот видите, как я вам угодил, — смеясь, сказал горбун.

Его глаза не отрывались от меня, и мне показалось, что он надо мной потешается. Ясно, что потешается, раз заставляет меня узнавать цитаты из сказок.

— Ну, конечно, угодили, Леонид, — обрадовано подхватила я. — Теперь, по крайней мере, для меня стал вырисовываться круг вашего чтения.

— Ларс, вы слышали, с чем мне приходится мириться? — пожаловался Дружинин.

Я и не заметила, когда к нам подошёл датчанин, но оказалось, что он стоит рядом со мной.

— Но всё-таки что-то здесь не так, — сказала я. — Теперь-то чувствуете… некоторое амбре?

Горбун рассмеялся.

— Вы всё ещё не оставили мысль о собаке? Но, подумайте, зачем ей выбирать для могилы ваш цветник?

— Чтоб не тратиться на венок, — ответила я и пошла прочь.

— Жанна, вы куда? — окликнул меня Дружинин.

— За граблями, — объяснила я.

— О господи! — вырвалось у него. — Зачем вам грабли?

— Не хочу шарить в крапиве руками!

Когда я вернулась, то обнаружила, что моё кресло занято и в нём плотно уселся Ларс.

— Всё равно ничего не чувствую, — заявил он, закладывая руки за голову.

— Я тоже, — сказал Дружинин, хмуро поглядывая на писателя.

— Зато я чувствую, — сказала я. — Помяните моё слово: здесь или мёртвая собака, или гигантская курица, или сверхъогромная крыса.

Ларс закрыл глаза.

— Позовите меня на похороны, — попросил он.

Я направилась к цветнику, больше доверяя своему носу, чем глазам. Горбун, прихрамывая, шёл за мной. Разговор о похоронах вызвал во мне интерес к его вероисповеданию.

— Леонид, вы какой веры? — поинтересовалась я.

Несчастный горбун, по-видимому, не привык к естественным вопросам.

— Честное слово, я не магометанин, — признался он, придя в себя.

— А всё-таки, кто вы: православный, протестант, католик? Вы же только наполовину русский?

— Кто вам сказал? — спросил горбун, с ожесточением оглядываясь на Ларса.

— Слухом земля полнится.

— Протестант. Это имеет какое-нибудь значение?

— Абсолютно никакого, — успокоила я его.

— Вы религиозны?

— Не сказала бы. Но учение Христа мне нравится. А вы верите в Бога?

Горбун настороженно поглядывал на меня.

— Нет или почти нет. Но меня удивляют ваши взгляды, ведь в Советском Союзе религия была не в почёте, не правда ли?

— Зато в СНГ баню не откроют, предварительно её не освятив. Не так давно хотели освятить зоопарк, но не знаю, что их этого вышло. Кажется, одержимый дьяволом крокодил кого-то укусил.

— Вы, конечно, православная?

— Разумеется. Меня моя прабабушка крестила собственноручно.

— Прабабушка?

— Мама рассказывала, что церемония была проведена по всем правилам. С миром и молитвами. Моя прабабушка была дочерью священника и замуж вышла за священника, поэтому не могла смириться с тем, что мама не хочет меня крестить.