Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова Страница 52

Какое тут «тшш»? Дрожь внутри наоборот стала ещё сильнее, а сердце громыхало так часто и громко, что мне казалось его стук слышен даже там, в подъезде. Звонок повторился, уже более настойчиво. Потом за дверью кашлянули. Точно — отец. Он звонил снова и снова, как будто знал, что мы тут. Потом стал стучать, громко, нетерпеливо. Затем выждал паузу в несколько долгих минут. Если б мы не стояли у самой двери, то наверняка решили бы, что он уже ушёл. Очевидно, на то и был расчёт. Отец ещё дважды позвонил и, наконец, стал спускаться.

Шаламов улыбнулся. Услышав, как внизу хлопнула дверь подъезда, я наконец выдохнула и тотчас почувствовала, как его тело отозвалось лёгкой дрожью. Даже не дрожью, а еле заметным вздрагиванием. Одну руку он убрал и чуть отодвинулся, совсем немного, как будто предлагал мне решать самой, что делать дальше — пройти, остаться или что-то ещё. А я не знала, что делать. Мне до сих пор казалось нереальным то, что я у Шаламова дома, что он рядом со мной, что я запросто могу его коснуться. Подняла на него глаза — а он смотрел на меня так, что от одного взгляда сделалось жарко.

Нет, в глаза ему смотреть совсем невозможно, он как будто волю из меня вытягивает. Я опустила взгляд и выпрямилась, хотела пройти, уже сделала шаг в сторону, но тут он поймал меня за локоть и резко развернул к себе. Я и выдохнуть не успела, как снова оказалась с ним лицом к лицу. А в следующий миг он прижал меня к двери и впился в губы. В этот раз в его поцелуе почти не было той грубой, подавляющей силы, как тогда на дискотеке, а, скорее, болезненное отчаяние, которое затягивало и меня, словно в омут. Отвечая на его поцелуй, я понимала, что пропадаю, но в тот момент мне было всё равно. Мы оба как будто сошли с ума, во всяком случае я — точно.

Не разжимая объятий и почти не прекращая поцелуи, мы незаметно переместились в его комнату. Я была точно в упоительном дурмане, лишь время от времени улавливая сознанием отдельные фрагменты. Вот мой свитер комом полетел на пол, вот он быстро стянул с себя футболку, вот я лежу на его тахте и с замиранием смотрю, как он склоняется надо мной, как с его шеи свисает, покачиваясь, золотая цепочка с какой-то загогулиной в виде письменной «т», кажется, какой-то знак зодиака, вот он придавил меня своим весом, и я ощутила его возбуждение, но это не напугало, не оттолкнуло, а наоборот вызвало внутри волну сладкого трепета. Мне захотелось коснуться, почувствовать его мускулы и кожу на ощупь, и я не стала себя сдерживать. Он же оторвался от моих губ и, склонив голову чуть вбок, приник к шее, прижигая её поцелуями, затем спустился к ключице и ещё ниже — к груди. Его пальцы рисовали на моём животе огненные круги и вычерчивали линию вдоль пояса джинсов, время от времени дразня и пробираясь чуть ниже. Каждое его прикосновение как будто пронзало током, заставляло вздрагивать, выгибаться, замирать. Тягучая истома разлилась по всему телу. Я буквально плавилась изнутри. «От такого и умереть не жалко», — мелькнула на задворках сознания шальная мысль. Но его поцелуи и прикосновения внезапно прекратились, он опустился рядом, вытянулся и, рвано выдохнув, прошептал в ухо: «Не могу больше». И тут же я почувствовала, как его рука уверенно скользнула мне под джинсы, а в следующую секунду он потрогал меня там. Я задохнулась, пугливо заёрзала, но он не обращал внимания, продолжая эти стыдные ласки. Его дыхание стало прерывистым и тяжёлым, а взгляд и вовсе необычным — каким-то потемневшим и расфокусированным. Прервался он лишь на миг — чтобы нетерпеливо сдёрнуть джинсы, а затем и бельё с меня и с себя. Я же больше не пыталась воспротивиться, наоборот, сама открывалась его прикосновениям, думая лишь об одном: как же сильно, как невыносимо люблю его.

Меня словно качало на волнах — то подбрасывало, то утягивало на дно. И сердце ухало, и снова замирало, а низ живота наливался тяжестью и жаром. Это было одновременно и мучительно, и нестерпимо приятно. Я сомкнула веки и, кажется, с моих губ слетел тихий стон. Или не с моих? А потом… потом мне стало горячо и больно. Очень. Я охнула и содрогнулась в болезненном спазме. Эш остановился, навис надо мной, целуя в висок, и не двигался, пока боль не начала стихать. Но и потом каждый его толчок отзывался болью, но странной, уже не такой жгучей и разрывающей, как вначале, а даже чем-то и приятной. Хотя, может, это просто психология.

Да наверняка психология! Меня с ума сводило одно лишь беспомощное выражение его лица, которым сейчас он совершенно не владел. И взгляд его полупьяный и затуманенный будоражил. А напряжённые мускулы, горячая, чуть влажная кожа и неровное, учащённое дыхание заставляли внутренности сладко сжиматься.

Наверное позже я здорово пожалею о том, что случилось, но прямо сейчас почему-то не ощущала ни вины, ни стыда, ни сожаления. Хотя нет, стыдно мне немного было — как только Эш встал, я попыталась натянуть на себя плед, хоть мало-мальски прикрыться. Он только хмыкнул, сам же ничуть не стеснялся своей наготы и преспокойно расхаживал по комнате, пока собирал с полу наши вещи, приносил попить, искал полотенца, а я не знала, куда глаза деть, чтоб не видеть… Правда, когда он отворачивался, я подглядывала — у него красивая спина, широкие, мускулистые плечи, узкие бёдра, круглые ямочки на пояснице. Ещё и смуглый! Я прямо любовалась тайком. Но когда он снова поворачивался, я поспешно отводила глаза и, конечно, краснела. Но хоть из ванной он вышел одетым до пояса. Мне же он дал свою рубашку в синюю клетку, которая вполне могла сойти за короткое платье.

— Что-то я здорово проголодался, — сообщил он. — Поедим?

Я пожала плечами. Голода я не испытывала, но вполне могла немного поесть. Пока он возился на кухне, я разглядывала его комнату, которая и в самом деле находилась через стенку с моей. Правда, его тахта стояла с противоположной стороны. А у смежной стены был письменный стол, заваленный бумажками, тетрадями, книгами. Точнее, учебниками. Книга там была только одна, и лежала она страницами