Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце - Вероника Лесневская Страница 52

- За что?

- За… жену вашу. Бывшую, - сводит аккуратные, изогнутые домиком брови.

- Если ты думаешь, что можешь так легко от меня отделаться, то вынужден тебя разочаровать. Никуда ты отсюда не денешься.

Отхожу от Веры, вальяжно устраиваюсь во главе стола.

- Неужели ты мне поверил? – внезапно переходит на «ты», опуская барьеры.

Следует за мной, садится напротив.

Очная ставка. От меня нужна правда – и ничего, кроме правды.

- Не совсем, Вера. Сначала я был зол. Когда подъезжал к дому, думал, что придушу вас обеих, - плачу честностью за честность. - Но я доверяю фактам.

- Каким же? – она постукивает недлинными, отполированными ноготками по стеклянной поверхности.

- Многим. В совокупности, - подаюсь вперед. - Начиная с твоего поведения на празднике дочек и заканчивая тортом, размазанным по Даше. А ты ведь на его приготовление больше суток потратила. Смысл так усложнять, если бы он был сделан для отвода глаз?

- Что ж, а ты не такой уж хреновый юрист по жизни, - выпаливает дерзко, а в ее глазах при этом будто плещутся волны, играя брызгами на солнце. Буря стихает, и лазурное море успокаивается.

- Стараюсь, - смеюсь в ответ. Никому бы не простил такого обращения, но издевки Веры почему-то не цепляют меня, а, скорее, забавляют.

Все происходит так непринужденно, по-настоящему, что я окончательно теряю бдительность рядом с ней. Словно общаюсь со старой знакомой, с которой мы прошли через огонь и воду. А после, едва живые и потрепанные, на минутку сели отдохнуть.

- Что такое "хленовый"? – появляется Машенька в дверном проеме.

- Папа хр-реновый? – влетает на кухню Ксюша, готовая кинуться на амбразуру.

Вера прикрывает рот ладонью, слегка похлопывает пальцами по губам, будто наказывая себя, и обреченно зажмуривается.

- Вера р-лугает папу? – синхронно выпаливают девочки.

Окружают растерянную няню, берут ее в кольцо. Она виновато лепечет: «Простите», - и сжимает губы. Исподлобья поглядывает на меня.

- Ай-ай, Вера, как не стыдно, - неприкрыто издеваюсь над ней. Получаю смертельный взгляд-выстрел, четко в лоб. Навылет. Однако он тут же теплеет, устремляясь на малышек.

- Эм, нет. Не ругаю, - цедит Вера, наверняка мысленно проклиная меня. - Наоборот, хвалю, - улыбается, думая, что выкрутилась.

Выпрямляюсь и вытягиваю шею, чтобы лучше видеть моих хулиганок и не пропустить шоу. Веру ни капли не виню. Сколько плохих слов они от меня успели наслушаться! Гораздо грубее. Чем недопустимее ругательство, тем быстрее хватали его и запоминали. Лучше, чем что-то нужное и полезное.

Я перепробовал все способы, чтобы отучить их. Поэтому знаю любой исход.

И сейчас ожидается самый забавный.

- Да-а? – нараспев тянут двойняшки. Переглядываются, замирают на местах, потирая веснушчатые носики.

Но это не более чем затишье перед взрывом. Мысленно запускаю обратный отсчет.

- Наша хр-леновая мама Вер-ла, - обнимают ее с двух сторон и карабкаются на колени. - Самая-самая хр-леновая! – вопят что есть мочи, пока несчастная нянька чуть не плачет, краснея от стыда.

- Вера, ты что наделала? – цокаю укоризненно, а самого пробивает на хохот.

Железная леди не выдерживает напора четырехлеток. И ее броня трескается, расходится по швам.

- Я не знаю, - шепчет, сдаваясь. - Помогай!

Только Вера умеет просить… приказным тоном. Удивительная женщина. И ослушаться невозможно.

- Все нормально, - успокаиваю ее, поднимаясь.

Проглотив рвущийся из горла смешок, я неспешно шагаю к рыжей троице. Слишком большая концентрация огня – рискую обжечься. И все равно приближаюсь.

- Лапочки, - приседаю, забирая детей у опешившей Веры. Произношу твердо и убедительно: - Вы выговариваете неправильно. Это слово звучит как… - запинаюсь, подбирая аналог. Покосившись на няню, которая готова на все, я пользуюсь моментом, чтобы ее побесить: - Милый.

Вера то ли кашляет, то ли икает. А может, насылает на меня порчу.

Свободно пожимаю плечами, мол: «Сделал все, что смог». И слышу тяжелый вздох.

- Точно? – недоверчиво переспрашивают Маша и Ксюша, а потом задирают головы и кивают Вере.

- Конечно, - скрепя сердце она все-таки поддерживает мою версию. У нее выбора нет. – Именно так я и сказала, - хитро хмыкнув, вскидывает подбородок и грациозно встает. С лукавой улыбкой обращается ко мне: - Помоги на стол накрыть, милый, - приторно сладко протягивает.

Еще и подмигивает игриво. Специально выводит из себя. Мстит за то, что не сразу поддержал ее с детьми. Заноза рыжая.

Хмурюсь, покорно кивая. И откашливаюсь.

- Милая Вер-ла! Милый папа!

Судя по воодушевлению малышек, нам перед ними весь ужин теперь в «милых» играть. Чтобы ругательство вытеснить. А если учесть боевой настрой и язвительность Веры, то придется нелегко.

Хреновая затея. Опять я оказался в проигравших.

* * *

После ужина закрываюсь в кабинете. И погружаюсь в документы, разложив их вокруг. Стол завален бумагами, ноутбук включен, а на экране запущен новый документ. Решив, что хватит прохлаждаться, я планирую всю ночь посвятить подготовке апелляции. У меня почти все для этого есть.

Не хватает времени и тишины. Для меня это непозволительная роскошь.

Появление постоянной няни, а лучше сказать, помощницы - должно облегчить мне жизнь. Но стук в дверь разрушает и без того шаткие надежды.

- Занят? – спрашивает Вера, но все равно заходит, закрывая за собой кабинет.

Она как наши политики, которые для видимости интересуются мнением народа, а сами делают по-своему. Признаться, за Сладкову я бы проголосовал. И не столько из симпатии, а потому что элементарно жить хочу.

- Проходи, - хмыкаю, когда она уже занимает кресло напротив.

- Ты можешь сразу остановить меня, если тебе что-то не понравится, или выпроводить вон, - нервничает, покусывая губы. Собирается с духом.

Значит, что-то важное. Заранее настраиваюсь на тяжелый разговор, захлопываю крышку ноутбука. Придется до утра потом работать, но прогонять Веру не хочу.

- Ничего себе. Звучит загадочно и…многообещающе, - снижаю градус напряжения между нами.

- Перестань. Ты же знаешь, что я серьезно, - чуть расслабившись, улыбается.

- О чем ты хотела спросить? – развожу руками, показывая, что я весь в ее распоряжении.

Не помню, когда был таким податливым и шел на поводу.