Не оставляй меня, Малыш! - Татьяна Александровна Бочарова Страница 52

— Надевай!

Степка, всхлипывая, принялся развязывать шнурки.

— Горе ты мое, — приговаривала Ася, глядя, как он дрожащими пальцами терзает узел, — говорила ведь, расшнуровывай, прежде чем снять!

Сознание собственной вины заставляло защищаться перед Степкой, а лучший способ защиты — как известно, нападение.

Он наконец справился со шнуровкой, нацепил обувь, поднялся. Ася с болью оглядела его маленькую жалкую фигурку.

«Какая же я мразь», — мелькнуло у нее в голове. Мгновение она была готова прижать его к себе, расцеловать мокрое от слез лицо, попросить прощения за все, что только что наговорила, дать слово, что они немедленно, сейчас же, пойдут в это проклятое кафе и будут потом кататься до самого вечера.

Но все это длилось лишь мгновение. В следующую секунду Ася уже волокла Степку из раздевалки на улицу. Тот больше не плакал, покорно тащился позади и громко шмыгал носом.

Ася затолкнула его в подошедший трамвай, усадила на свободную скамейку и указала рукой в окно:

— Смотри, как интересно. Мы тут давно не ездили.

Степка демонстративно отвернулся от окошка и уперся взглядом в свои коленки. Ася с нетерпением считала остановки. Старушка, сидевшая напротив, глядела на них с любопытством.

— Ты почему маму не слушаешь? — Она наклонилась к самому Степкиному носу. — Вот гляди, Баба-яга съест.

— Бабы-яги нет, — сухо проговорил Степка.

— А ты почем знаешь? — Бабка хитро прищурила правый глаз.

— Знаю, — снисходительно ответил Степка, — не маленький.

— Сколько ж тебе годиков?

— Почти шесть.

— Большой, — старуха покачала сухенькой головкой, — а бузишь, как малыш. Стыдно.

— Он не виноват, — вступилась Ася, — я ему обещала кое-что, а выполнить до конца не смогла. Вот он и расстроился.

— А ты, милый, не расстраивайся, — посоветовала бабка, улыбаясь металлическими зубами, — мама в другой раз все сделает, как говорила. И насчет Бабы-яги не сомневайся, есть она, сердешная. Как ей не быть?

Степка глянул на странную пассажирку с недоверием и любопытством. Ася невольно улыбнулась, радуясь, что он наконец успокоился.

— Так-то, дружок, — старуха корявых! пальнем надавила Степке на нос, — вам выходить-то скоро?

— Скоро, — сказала Ася.

— Ну, всего хорошего, — пожелала бабка и, приблизив свою лицо к Асиному уху, произнесла шепотом: — Дите никогда не обманывай, оно все чует. Потом не простит.

У меня их шестеро было, детишек, так я им всегда только правду, как ни трудно. Коль обещала, изволь исполнить. Поняла, девонька?

Ася кивнула и поежилась. Ей вдруг показалось, что старуха знает всю ее подноготную — и то, о чем она думает, и куда торопится — знает и осуждает.

Она поспешно подхватила Степку и стала пробираться к выходу.

28

В клетке громко зашуршал Пал Палыч.

Морковка вздрогнула от неожиданности и тихонько выругалась. Алексей через ее голову потянулся к джинсам, достал из кармана пачку сигарет, закурил.

Лизавета глядела на него искоса, внимательно и весело, тоненько хихикнула.

— Ты чего? — Он уставился на нее с недоумением.

— Да нет, ничего, — она вытянулась поудобнее на простыне, — так, анекдот вспомнила.

— Какой еще анекдот?

— Рассказать? Идет Илья Муромец по лесу, видит у Змея Горыныча головы узлом завязаны, Соловья-разбойника кто-то мордой в дупло засунул, Баба-яга сидит по уши в своей ступе и трясется от страха. Развязал Муромец Горыныча, Соловью помог выбраться из дупла, подает руку Бабе-яге и спрашивает:

— Кто ж это вас так?

Та робко улыбается:

— Эх, Илюшенька, до чего ж ты хороший, когда трезвый. А то — свистишь не так, летишь не так… — Лизавета звонко расхохоталась.

Алексей улыбнулся.

— Ты на кого это намекаешь?

— Да на тебя, конечно. Кабы не жрал ты водку, как лошадь, да не дрался, цены б тебе, Лёшечка, не было. — Морковка ласково потрепала его по щеке. — Дура я, сама твоей зазнобе адресок дала. Не сказала бы, она, может, и не отыскала тебя. Был бы ты мой, как прежде. Сигаретку дашь?

— Бери.

Она закурила, свернулась калачиком у Алексея под боком.

— Больно зла была на тебя тогда, оттого и плюнула. Пусть, думаю, мается она, как я намаялась.

— Чего это ты зла была? — без особого интереса с просил Алексей.

— Здрасте, — Лизавета выразительно хмыкнула. — он и не помнит! Ты, когда с Мугутдином подрался и тот тебя уволил, бешеный был, аж трясся. Мне мужички стукнули, что у вас там заварушка. Я дела побросала и ходу к сторожке. Гляжу, ты мне навстречу топаешь, глаза от злости белые. Ну, я, на свою голову, попробовала тебя уговорить пойти к Мугутдину, повиниться, чтоб остаться на рынке.

— А я чего?

— Чего, говоришь? — Лизавета усмехнулась. — Отметелил за милую душу. Я потом два дня еле ноги таскала, спасибо, что не убил. Раззявый-то по сравнению с тобой — дитя малое. — Она глубоко затянулась и проговорила с грустью: — Потом еще мне Санек добавил, глаз изуродовал. Я сердитая была на всех мужиков, а на тебя пуще всех. Не стерпела… а надо было стерпеть. Ты б меня сейчас не гнал.

— Да я тебя и не гоню, — вполне дружелюбно проговорил Алексей, на которого Морковкин рассказ произвел впечатление. Сам он, хоть убей, не помнил ничего из того, что она говорила.

— Правда? — Морковка вдруг уткнулась носом ему в грудь.

Несколько минут они лежали молча, Алексей чувствовал ее горячее дыхание на своей коже. Потом Лизавета подняла голову, заглянула ему в глаза.

— Знаешь, какая у меня мечта? Самая-самая заветная?

Он покачал головой.

— Чтоб ты меня сюда, к себе… жить… Я б тогда, как верная собака, служила тебе.

— Зачем мне собака? — Алексей равнодушно пожал плечами.

— Ну не собака, рабыня. Стирала на тебе, готовила. Хочешь, выручку свою отдавать буду, а ты дома сиди, не работай?

— Ты это серьезно? — Он окинул ее насмешливым взглядом.

— Конечно, серьезно. Ты ведь болеешь, тебе отдыхать надо. Я ж понимаю…

— Чего ты понимаешь? — вдруг разозлился Алексей. — Дурь плетешь, слушать противно.

— Ладно, буду молчать, — покорно согласилась Морковка, — это ж я так… помечтала просто. Мечтать ведь не вредно, Лёшечка.

— Глупые у тебя мечты. — Алексей докурил и, приподнявшись на локте, глянул на стоящий на столе будильник. — Смотри-ка, уже пятый час.

— А у кого они не глупые, мечты-то? — нараспев протянула Морковка и сладко зевнула.

В коридоре протяжно скрипнуло.

— Кто это? — Лизавета удивленно подняла брови.

— Почем я знаю? — Алексей прислушался. Раздались тихие шаги, хрустнул паркет.

— Ты чего, квартиру не запер? — Морковка натянула до подбородка простыню. — Вот чучело!

— Заткнись, — Алексей подвинул ее, чтобы подняться. В