Вера Колочкова - Ключи от ящика Пандоры Страница 52

– Значит, я сгоряча под руку попалась?

– Выходит, что так. Прости меня, Стелла.

– Да ладно, бог с вами, не за что вам извиняться. Говорят, наоборот – все, что ни делается, все к лучшему. Считайте, что вы в меня не плюнули, а помогли.

– Даже так?

– А что, сами разве не видите? Мы ж любим друг друга, теперь, слава богу, каждый день вместе будем. Надоело уже болтаться, как дерьмо в проруби. Знаете, как тяжело?

– Нет, не знаю.

– И бога благодарите, что не знаете! Когда любишь одного, а живешь с другим. Нет, никому такого не пожелаю!

– А чего ж тогда жила, если так? Еще и под венец пошла!

– Так если позвали, что ж делать-то было? Я и сама об этом думала, и сомневалась, даже к батюшке в церковь за советом ходила. А он говорит – это у тебя, милая, искушение над юным неокрепшим умишком возобладало. Страшная эта вещь – искушение. Я ж детство да юность ой в какой бедности провела, если б вы знали… Я ж не местная, из маленького городка сюда приехала, там даже работы нет, градообразующее предприятие давно закрыли. Приехала, с Глебкой вот познакомилась. А потом Петр Яковлевич в меня влюбился. Вернее, я сама сделала так, чтобы он в меня влюбился. Ну и пошло…

– А как же Глеб?

– Да мы уж потом поняли, что любим друг друга, когда все закрутилось. Так бывает, знаете: когда рядом – не поймешь. А стоит отдалиться… Глебка смирился, терпел. Я и сама удивлялась, чего он терпел. Но с любовью ведь ничего не поделаешь, она все равно свое возьмет.

– Да. И все простит. Правильно ты говоришь, Стелла. И парень твой молодец. Потому что любовь еще и долготерпит. И милосердствует, и обидой не превозносится…

– Да, да, это все так, это все про нас! А что это, Ирина? Ну, откуда вы такие хорошие слова знаете?

– А по-твоему, я только на подлость способна? Вообще-то эти слова из Послания апостола Павла к коринфянам, их все знают.

– Ой, а я не знаю! А еще, Ирина, еще… Как там еще?

– Любовь не гордится, не бесчинствует, не раздражается, не мыслит зла… Все, дальше не помню.

– Здорово… Прямо все про нас. Надо бы записать, а то забуду. Потом Глебке расскажу.

– Стелл, а можно спросить? Можешь не отвечать, если не захочешь…

– Да спрашивайте, чего уж там!

– Понимаешь, мне все равно это непонятно! Про Глебку! Ну, понятно, что любил, что ждал… Но неужели он тебя ни разу не упрекнул? Как ему все это было?

– А, поняла – хотите в его шкуру залезть?

– Ну, вроде того. Неужели не ревновал?

– Что вы, еще как! Но я ж объясняю, он любит меня. А если любишь, то все прощаешь, даже такое. Он просто ждал. Вот и дождался, опять же благодаря вашему… Как его?

– Провозглашению. Да, действительно дурацкое слово. Но ведь ему, наверное, больно было?

– А мальчики не плачут, они сильными должны быть. Хотя я, конечно, как эгоистка сейчас рассуждаю. Зато в этом одна положительная черта есть – искушение с меня сошло, как ненужная короста. Сама себя не узнаю! Вон Петр Яковлевич мне дорогие шмотки да цацки отдал, а мне даже чемоданы распаковывать не хочется. Может, обратно отправить, как думаете?

– Не стоит. Ему и так плохо, еще и ты пощечину напоследок дашь. Он ведь любил тебя как-никак.

– Да это и не любовь была, наверное. Тоже что-то из темы искушения, я думаю. Приятно же, когда молодая женушка вокруг тебя прыгает. Ладно, искусились на пару, и забыть можно. Каждому – свое. И без обид…

– Знаешь, а ты хорошая девчонка оказалась, умненькая. Желаю тебе счастья с Глебкой.

– И вам того же, Ирина. У вас ведь тоже, насколько я знаю, проблемы в семье есть.

– Уже нет. Знаешь, как в анекдоте? Это уже просто проблемы, а не проблемы-проблемы. Ладно, спасибо за чай, пойду я.

– Заходите как-нибудь в гости, поболтаем.

– Зайду.

На улице снова накрапывал дождь, однако заметно потеплело. Вспомнилось вдруг, что через неделю у Игоря день рождения – вот бы на бабье лето пришлось! Чтоб стол накрыть под соснами, на вытоптанной полянке. И чтоб запах шашлыка чувствовался…

Она подъехала к чугунной витой калитке, сердце заколотилось в волнении. Будто отсутствовала долго-долго, и вот, наконец, здравствуй, дом родной. Как ты тут без меня? Однако окна везде темные. Где они все? И телефон долго молчит. Ах да, у него ж батарея давно разрядилась. Зарядное устройство забыла с собой взять, когда собиралась в побег.

Ирина открыла калитку, ступила на мощеную дорожку – чуть не расплакалась. Видно, навеки привязана к этому месту, к этому большому неказистому дому, к этим соснам. Да что – место. Она к любви привязана. Где твое место, там и любовь. Родина, одним словом.

Включила в гостиной свет, огляделась. Показалось, знакомые предметы смотрят на нее настороженно – ты к нам на время или как? Может, опять сбежишь, предательница? Нет, не сбегу. Сейчас только мужу позвоню и займусь домом. А вот и зарядное устройство нашлось…

– Игорь, я дома.

– Ага. Я сегодня на работе задерживаюсь, у меня совещание.

Как все обыденно получилось, будто и не было никакого побега. И голос у Игоря в трубке звучит обыденно. Ах да, у него же совещание. Не станет же он плескать в трубку радостными эмоциями.

– Девчонки тоже сегодня поздно приедут, Ир. Звонили, предупредили.

– Хорошо, поняла.

И не утерпела, сглотнула трудно, дрогнула голосом:

– Если можно, заканчивай свое совещание побыстрее, пожалуйста. Я тебя жду…

Ответа не дождалась, нажала на кнопку отбоя. Да и зачем его ждать. Игорь давно уже научился распознавать ее состояние по тональности голоса. Впрочем, как и она…

Смахнув слезу, кликнула мамин номер. Слушая гудки вызова, подошла к окну, распахнула раму – влажный ветер тут же кинулся к ней с объятием.

– Да, Ир…

Голос у мамы тихий, испуганный, даже подобострастный немного. Надо бы правильный тон взять, как сейчас с Игорем – будто ничего меж ними не произошло.

– Мам, чего ты там насчет санатория решила? Все-таки Трускавец, да? А может, Кисловодск лучше?

– Так я не знаю, дочка.

– Давай определяйся скорее. Если уж ехать, то сейчас, а потом там дожди начнутся. Ах да, деньги я завтра отправлю, срочным переводом.

– Ой, спасибо!

– А Снежана дома?

– Да нет, и сама не знаю, где ее носит! Звоню – трубку не берет! У нее вроде на работе какие-то неприятности. А чего ты хотела-то, Ир?

– Ладно, я ей сейчас позвоню. Пока, мам.

Так, теперь сестренка: неприятности на работе, говоришь? Знаем мы твои неприятности, опять в загул пошла, это уж как пить дать.

– И-ирк, ты, что ли? – выплыл из фона грохочущей музыки Снежанин голос. Явно хмельной, плывущий.

– Снежан, ты где? Тебя там мама потеряла.

– Да ну ее! Чего она меня пасет, как козу? Имею я право гульнуть с горя?

– С какого горя?