Коньки и Камни - Хизер К. Майерс Страница 52

"Но ты ничего обо мне не знаешь", — заметила я, с каждым словом все яснее осознавая реальность нашей ситуации. "Не совсем".

Взгляд Сойера обжигал мне кожу, но я знала, что не могу ответить ему так, как он хочет. Мне нужно было время, пространство, чтобы понять, чего я действительно хочу, вдали от давления и ожиданий наших семей, вдали от сложной динамики, которая теперь была частью моей жизни.

"Все в порядке, тебе не обязательно отвечать сейчас". Его голос был искренним, полным надежды. "Но, может быть, после игры в среду ты дашь мне знать? Просто подумай об этом, хорошо? Я мог бы стать хорошим мужем, и я знаю, что твой дядя недоволен тобой. Во всяком случае, так мне сказал отец. Возможно, это сработает для нас обоих. И кто знает? Может быть, мы в конце концов влюбимся друг в друга".

Я не высказывала своего скептицизма, но сомневалась, что Сойер действительно понимает, что такое любовь.

Я огляделась по сторонам, вглядываясь в шумную обстановку кампуса. Студенты проходили мимо нас, поглощенные своими разговорами и расписаниями. Деревья, выстроившиеся вдоль дорожки, мягко покачивались на ветру, их листья тихо шелестели, что контрастировало с буйством эмоций внутри меня.

Наконец я кивнула. "Я подумаю", — пообещала я, хотя слова прозвучали тяжело и неуверенно.

Сойер крепко обнял меня, и этот жест больше походил на требование, чем на утешение. "Я могу сделать тебя счастливой, Минка. Я знаю это", — прошептал он. "Мне просто нужно, чтобы ты рискнула".

Он проводил меня обратно в класс, оставив у двери с надеждой во взгляде. На секунду мне показалось, что он собирается меня поцеловать, но я быстро сделала шаг назад и направилась внутрь.

"Как хорошо, что вы присоединились к нам, мисс Мазерс", — сухо сказал профессор Брэдли.

А мне было все равно.

Я была слишком сосредоточена на случившемся, чтобы смущаться.

Я заметила, как Брук тихонько закатила глаза, наблюдая за комментариями Брэдли, и слегка усмехнулась.

Но мое внимание привлек сузившийся взгляд Леви. Его взгляд был пронзительным, почти обвиняющим, как будто я совершил какое-то непостижимое преступление. Интенсивность его взгляда была тревожной, и у меня возникло ощущение, что я как-то обидел его, сам не зная как и почему.

Я села на свое место, пытаясь избавиться от этого чувства. Его реакция была такой напряженной и в то же время такой неразборчивой.

Я не понимала его.

Часть меня жалела, что не может читать его мысли, но другая часть была благодарна, что не может. Его ненависть жгла, и я не хотела знать, о чем он думает, когда думает обо мне.

Это чувство не покидало меня на протяжении всей лекции, являясь безмолвным напоминанием о том, что ситуация, в которой я оказалась, далеко не проста, а выбор, который мне предстояло сделать, становился все более сложным.

Я хотела сохранить эту свободу, которая у меня была… но Сойер не ошибся. Ричард был в ярости, и, поскольку от него не было никаких вестей, я не знала, что у него в рукаве.

И это беспокоило меня больше всего на свете.

24

Леви

Следующий день прошел в ярости и разочаровании. Я не мог избавиться от образа Сойера Вулфа, его легкого обаяния, его руки, обнимающей Минку. Это грызло меня, это нежелательное и неожиданное чувство собственничества, которое я испытывал по отношению к ней. Это было нелепо: я не имел права претендовать на Минку, не имел права так себя чувствовать. И все же во мне закипал гнев, кипящая смесь ревности и обиды. Я ненавидел, что Сойер был здесь, рядом с ней, но еще больше я ненавидел себя за то, что меня это так задевало.

На мой телефон пришло сообщение от Рики, что-то о том, что она придет посмотреть игру в среду вечером.

Я проигнорировал его, мой разум был слишком занят более мрачными мыслями. Каждую тренировку, каждый момент одиночества мои мысли возвращались к Минке и Сойеру. Я с головой погрузился в физическую игру, используя ее как выход для гнева, который я не мог выразить в другом месте. Но никакие физические нагрузки не могли заглушить горечь, поселившуюся в моем сердце.

По мере приближения игры во мне поселилась холодная решимость. Наконец-то я закончу это. Это будет демонстрация моего контроля, извращенный способ доказать Минке и себе, что со мной нельзя шутить. Мысль о том, что мной движет нечто столь низменное, как ревность и собственничество, я отказывался признавать. В моем понимании, речь шла о том, чтобы восстановить контроль, который, как я чувствовал, ускользал от меня, показать Минке, что она не может просто так взять и переступить через меня.

Готовясь к игре, я понимал, что то, что я собираюсь сделать, необратимо изменит ситуацию. Я собирался переступить черту, движимый эмоциями, которые до сих пор не мог до конца понять и принять. И при этом я не был уверен, кто пострадает больше — Минка или я сам.

В ночь перед игрой я пробрался в здание общежития Минки. Я даже не знал, который час, но мне было все равно.

Я должен был увидеть ее.

Ничто не могло помешать мне увидеть ее.

Сердце колотилось в груди, адреналин и что-то похожее на предвкушение бурлили во мне. Я поднялся в ее комнату, и мои шаги были тихими в тускло освещенном коридоре. Когда я подошел к ее двери, то обнаружил, что она заперта. Какая-то часть меня почувствовала облегчение — это был повод повернуть назад, но другая, более сильная часть побуждала меня идти дальше.

Я тихонько постучал, прислушиваясь, нет ли внутри какого-нибудь движения.

"Кто там?" Голос Минки доносился из-за двери, осторожный, но четкий.

Она все еще не спит?

Неужели я ее разбудил?

Я наклонился ближе к двери и произнес низким голосом. "Надень повязку на глаза, лань. Открывай дверь только тогда, когда твои глаза будут закрыты".

Я ждал, затаив дыхание. Часть меня сомневалась, что она подчинится, что