Поцелуй Однажды: Глава Мафии - Ольга Манилова Страница 53

В порыве она бросается ему на шею, даже не дав договорить. Он тоже коротко смеется, усаживая Киру себе на колени и легонько подбрасывая ее на ноге. Смазанно целует крыло выступающей ключицы.

— Спасибо, — шепчет она.

— Ерунда. Это мелочи.

Смысл ранее сказанных им слов начинает доходить до ватной, глупой головы Киры. Серьги-то она особо не носит, да, но вообще куда она сможет надеть это кольцо? Это же смешно.

Все это смешно и нелепо. Абсурд.

Смехотворно гонятся за каждой искрой отблескивания. Это кольцо не имеет ничего общего с ее жизнью.

Господи, они с кольцом — самые несовместимые вещи на свете.

Кира — просто жалкая мечтательница и тупица.

Ей завтра полы драить, и опять названивать Морозову, и они с Петей уже вылезли из бюджета, зафиксированного на месяц.

— Мне некуда его надеть, — произносит она словно под гущей мутной, холодной воды.

Он утыкается носом девушке в шею и затягивается запахом кожи, но она никак не реагирует на это.

— Я закажу еще капельки, только отдельные. Я знаю, куда ты можешь одевать их на цепочке, просто ничего другого одевать не надо будет уже. Хм, как думаешь, куда? А с кольцом прид…

Замечает Роман, что она задыхается не сразу. Это дает ей фору выплакать первую порцию толстых, горячих слез.

— Что за…

Она ломается всхлипом, и теперь рыданья лавиной уничтожают на своем пути весь этот вечер. Пытаясь снять кольцо, она заглатывает воздух, как в агонии.

— Что такое? Что блядь такое, Кира? Что происходит?

Естественно, Роман удерживает ее силой, когда она порывается рвануть куда-то в сторону.

— Кира, успокойся, — обеспокоенно просит он, — зачем так плакать? Что-то случилось? Рассказывай мне.

Она мотает головой, закрывая одну часть лица ладонью.

— Ничего не случилось. Я… Это очень красивый камень, — она рыдает пуще прежнего, — куда я его надену? Да никуда. Мне завтра вот… Я же в цех с ним не пойду. Я вообще больше не хочу туда идти!

Он покачивает ее на колене.

— Не иди. Больше никогда. Это все тебе не надо. Забудь, как о страшном сне.

— Ты не понимаешь, я…

— Что я не понимаю? Кира, не знаю кому и что ты доказываешь, но впахивать за копейки без нормальных выходных, хоть шить, хоть полы мыть, это…

Ошеломленная, она поворачивается к нему резко.

— Т-ты знаешь?

— Конечно, я знаю, — заводится он, но протяжно выдыхает и перебрасывает шелковистые волосы с одного плеча на другое. — С ума сойти можно, ты думаешь… Ты думаешь, я не узнаю, что с тобой такое? Мы тут с тобой не в кошки-мышки играем в яслях. Чего я не знаю — это нахрена ты это сделала.

Кира поспешно вытирает новоприбывшие слезы. Уверенность в том, что он знать не может — потому что не смог бы сдержаться и промолчать — теперь кажется наивной, как и прошлая безответственность по отношению к проблемам на работе.

— Будто я специально это сделала, — шмыгает носом она. — Они предложили, и мне пришлось согласиться.

— Зачем?

Лежащую на столе руку Роман сжимает в кулак, но голос остается спокойным.

— Выхода другого не было. Послушай, все сложнее, чем кажется. И потом, штраф…

— Какой еще штраф? — ударяет он кулаком по деревянной поверхности и удивительным образом, это отрезвляет Киру. Она вытирает уже последние слезы. — Ты сейчас, абсолютно серьезно, хочешь сказать, что не было выхода, потому что штраф какой-то надо заплатить? Рассказывай все, если не хочешь, чтобы цеха твои завтра сгорели нахрен.

Она бьет его по руке, но после прижимается еще сильнее.

— Они не выплатили мне зарплату за сентябрь. Пошло в уплату штрафа. Надо было как-то оплатить оставшуюся часть. Ты понимаешь, что я забросила нормальный ход работы этими поездками?

— Как-то оплатить, — повторяет он сухо. — Сколько?

— Ну зачем ты, — ежится она. — Рома, уже дело сделано. Мне дней восемь осталось работать и штраф будет оплачен. А вот надо думать… думать, что даль…

— Сколько?

— Зачем это тебе? — разворачивает Кира к себе лицо с окаменевшим выражением.

Он смотрит ей прямо в глаза.

— Хочу знать сколько стоит спокойствие и настроение моей женщины. Вдруг мы с ней и впрямь не можем себе это позволить.

Кира поддевает ноготь на своем указательном пальце и старается не смотреть на красивое кольцо по соседству.

— Пошли, прокатимся с тобой, — шумно втягивает воздух он и загребает тонкую руку в свою.

Они спускаются к тачке, в которой возят Киру; та почти такая же, как и у Карелина, даже цвет одинаковый. Иракли первым дело вежливо здоровается с девушкой.

— Доброй ночи, Кира Вячеславовна.

Кира Вячеславовна даже не морщится, как каждый раз, когда верзила обращается к ней по имени и отчеству. Растерянная и мнительная, она наблюдает, как Карелин берет у водителя ключ.

— До послезавтра — отбой, и скажи им, чтобы пасли нас не ближе четырехсот метров и чтобы не вмешивались.

Он мчит их с Кирой в сторону объездной дороги. Молча и уверенно, словно есть конкретный план. Сил спрашивать не находится.

Когда они выезжают на трассу и машина жадно жрет асфальт, он берется за ее коленко, как часто делает, если за рулем.

Они приближаются к посадке, если судить по снижению скорости и тощей линии деревьев, освещенной фарами. Затем сворачивают к оврагу, в пасти которой зырит мглой низина.

— Рома, зачем это нам тут быть, — запинается Кира, с опаской осматривая голые безлюдные окрестности.

Он усмехается, украдкой взглянув на нее, и даже смеется.

— Что, думаешь наконец-то решил прикопать тебя где-то в лесу? Кто ужин не ест, того сразу в овраг.

Она сопит дикобразом, и откидывается на спинку сиденья со скрещенными на груди руками.

Тачку останавливает недалеко от обрыва и фары не выключает. Кира даже вытягивает шею, чтобы рассмотреть неровные редкими кустами края возвышенности.

Рома что-то настраивает на сенсорной панеле управления.

— На выход. — Он хмурится. — И надо же мешки черные не забыть для твоего бренного тела.

Хлопанье дверью Кира позволяет себе остервенелое.

— Очень смешно. Не могу дождаться услышать, что мы тут делаем.

Он отводит ее от машины, поближе к зарослям посадки по противоположной сторону оврага.

— Лучше увидеть, чем услышать. Мне кажется,