Обманутый муж (СИ) - Светла Литвин Страница 53

— Чёрт! Рима Алексеевна! Ну просила же её не говорить. Папа тоже знает?

— Нет, папе и Таське пока не говорили. Ну пошл, пошли. Свежий воздух, все дела, — с лукавой улыбкой торопит Саша и тянет меня за руку.

33

Нагло слиняв с работы, садимся с сестрой в машину и доезжаем до ближайшего ресторана. Устраиваемся с сестрой за свободным столиком у окна, официантка сразу приносит нам меню.

Стоит мне только взглянуть на красочные фото, сразу же понимаю, что объемся сейчас.

— Нда… С аппетитом у меня прямо беда, — делюсь с сестрой, сглатывая слюну от предвкушения гастрономических радостей.

— Нет? — с огорчением спрашивает Шурик.

— Шутишь? А поправилась я от энергии солнца? Смотри, как разнесло, пора гардероб обновлять, — жалуюсь я, поправив ставший тесным жакет.

— А, ну да. Точно, — растерянно соглашается Шурик.

— Какая-то ты странная, — замечаю я, сестра пожимает плечами, и мы обе утыкаемся каждая в свой экземпляр меню.

Как же сладко вот так сбежать с работы и засесть в ресторанчике, выбирая для себя что-то вкусное. Как жаль, что я только сейчас стала ценить такие моменты, а не тогда, пять лет назад, когда была разбита.

— Я хочу боул с морепродуктами, — объявляю я, решив с главным блюдом.

— Мальчик, — хитро тянет Сашка, щурясь от удовольствия.

— Что?

— С мамой тут обсуждали, кто родится. Она сказала посмотреть, чем ты питаешься. Рыба — мальчик, мясо — девочка.

— Ерунда какая, я могу и стейк заказать. Я вообще всё ем, всё, что плохо лежало и попалось на мои голодные глаза, — отвечаю с лёгким сожалением. — Наверное, я буду толстой беременной, а потом просто толстой.

— Ну так, говорят же, что питомцы похожи на своих хозяев. Твоя жирная Мышь на тебя не была похожа ещё три месяца назад, сейчас вот скоро и не отличить будет, — смеётся Сашка.

— Эй! Мышка не толстая! У неё кость широкая и вообще детство трудное, — защищаю свою любимицу.

Определившись с выбором блюд, мы всё передаём официантке, и Саша наконец-то спрашивает:

— Отец ребёнка он? — сестра не называет имени, это и не нужно.

Отпираться тоже глупо.

— Он, — вздыхаю я, поёжившись от пробежавших по рукам мурашек.

— Знает? — интересуется Саша, так коротко, словно уже не один год служит в службе допросов.

Есть ли такая служба? — тут же задумываюсь я, отвлёкшись от болезненной темы на секунды.

— Нет, конечно, он не знает и не узнает. Не вздумай ему проболтаться, — говорю я, совершенно спокойно, зная, что для Саши это будет несложно.

— Да какое там, — как-то нехорошо отмахивается сестра.

Холодок бежит по спине, в этот момент и официантка приносит соком со льдом, а я жалею, что чай не заказала. Мне этот холодок по поводу Игоря не нравится. Не хочу я его испытывать. Мне нужны только положительные эмоции.

— Что?

— Он это, пьёт, в общем, — скривившись от неловкости, говорит Саша. — Что у вас там случилось?

— Сильно пьёт? — интересуюсь я, хотя, лучше бы мне не спрашивать.

— Хлеще тебя, машину разбил, два заказа крупных чуть не профукал, едва подхватить успели. Как ты уехала, так и квасит, — безрадостно рассказывает Саша.

— Ну, мне всё равно. Пусть лечится, где, он знает, — зло отвечаю я.

Но это злость не на Игоря или информацию о нём, это злость на саму себя. Потому что не могу я спокойно это всё воспринимать.

Хочу подробностей, чтобы знать, что Игорь хотя бы цел.

— Сильно машину разбил? А сам? — уточняю я у Саши.

— Сильно. Об папину машину разбил. Но все целы! — спешит сообщить сестра, заметив, как у меня округляются глаза.

— А Боня? Как же Боня?

— Ммм, вот про это я не знаю, но я у него собаку не видела. Ди, ты, главное, не нервничай, я тебе это рассказываю, может быть, ты подумала бы? Ребёнка без отца растить? А он убивается хуже тебя, прости ты его, — неожиданно просит Саша.

Та самая Саша, которая Игоря терпеть не могла с первого дня как услышала о нём.

— Вот ещё!

— Любите же друг друга, — произносит Саша и вздыхает.

— Нет. Я не люблю! Всё! Прошла любовь, завяли помидоры, ещё три года назад окончательно завяли! — уверяю я сестру, хотя понимаю, как это глупо со стороны выглядит.

Ясно же любому дураку, что это враньё.

— Ага, — усмехается Сашка.

— Что ещё за ага? Правда! Всё!

— Ну не просто же так ты ни с кем даже номерами телефонов не обменивалась, а с ним ребёночка состряпала, — резонно замечает Саша.

— Это компенсация! Он мне нервов достаточно помотал, — громко ворчу я и успокаивает меня только официантка, идущая к нам с подносом еды.

К счастью, от этого разговора с сестрой аппетит у меня не пропадает, наоборот, я ещё и десерт дополнительно заказываю.

34

Заев комок нервов, собираемся с Сашей прогуляться по магазинам, чтобы одеть меня. А то трещат шовчики, да и отвлечься от мыслей про Игоря не помешает. Заезжаем в первый попавшийся на пути торговый центр и пропадаем в отделе с одеждой.

— Сто лет себе ничего нового не покупала, — говорю я сестре, лавируя между рядами с весенними новинками.

— Так уж и сто лет? А в декабре? Помнишь? Мы с тобой половину «Сармы» вынесли, — смеётся Саша.

— Выходит, зря вынесли, я уже в большую часть всего этого добра не влезу.

— Вот это? — Шурик вытягивает трикотажное платье розового цвета, — Ты вроде бы любишь такие.

Выбранное сестрой платье мне отдалённо одним лишь цветом напоминает мой свадебный наряд. И мне бы отказаться, но платье действительно чудесное, трикотажное как я люблю.

— Да, давай померю, — забираю у Сашки платье, и сама снимаю такую же модель другого цвета.

Вдруг передумаю, вдруг всё же не смогу.

Обходим с сестрой сразу всё, набрав на двоих неприличную кучу вещей, и занимаем большую примерочную.

— Живота ещё не видно, — замечает Сашка, когда я раздеваюсь до нижнего белья.

— Так рано ещё. Когда ложусь, немного видно, — хвастаюсь я, с нежностью вспоминая этот небольшой бугорок.

— Это, наверное, месяца через два уже будет совсем заметно, — предполагает Саша, вытягивая под шумок из моей кучи шмоток платье.

— Ну да. Куда! — пытаюсь отнять у сестры своё, но Сашка ловко уворачивается.

— Оно непрактичное, не тянется, ты в него через два месяца уже не влезешь. Это мне, а тебе вон то, — Шурик кивает на платье из трикотажа и коварно похихикивает, натягивая моё платье.

— Это что месть