Кэтрин Харви - Звезды Страница 53

– Филиппа говорит, что здесь у нас проблемы, Алан, – быстро вставила Ханна. – Она собирает чрезвычайный совет директоров.

– Да, вот эта история с «Мирандой интернейшнл».

– Что тебе удалось узнать, Алан?

– Боюсь, что немного. Я говорил с президентом фирмы по телефону, неким Гаспаром Энрикесом. Он заверил меня, что у них вполне дружелюбные намерения. Однако, когда я спросил, подпишут ли они соглашение о невостребовании долгов, он отказался. Правда, очень вежливо.

– По-моему, здесь дружелюбного мало. Вы подозреваете, что они могут передать права конкурентам?

– Похоже на то.

– Алан, – произнесла Филиппа. – Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Рио и лично переговорил с Энрикесом. Постарайся выяснить, какие у них притязания к нам. И заставь его подписать это соглашение.

– Конечно, Филиппа. Как скажешь. Вылетаю немедленно.

– И еще одно, Алан. Через четыре дня я собираю совет директоров. Нужно, чтобы присутствовали все. Все у нас на месте?

– Да, все, – вступила в разговор Ханна, – кроме Ингрид. – Ингрид Линд занималась закупкой для отдела мод Ханны и работала под ее непосредственным руководством. – Сейчас она в Сингапуре, делает закупки. Она нужна? Я думаю, она вернется не раньше, чем через две недели.

– На совете должны быть все, включая Ингрид. Вызовите ее. Я хочу посмотреть все бухгалтерские отчеты, графики, данные о доходах и затратах за последние пять лет, включая счета и платежные ведомости. Алан, организуй международную ревизию и доложи о результатах на собрании.

– О чем идет речь? – спросил он.

– О миллионе долларов, – ответила она, делая знак Чарми. – А теперь мы возвращаемся в гостиницу, нам надо отдохнуть.

Ханна спросила, вставая:

– Когда ты поедешь в Палм-Спрингс?

– Мы с Чарми завтра вечером должны быть в «Мэриот-Дезерт-Спрингс». Там мы и проведем собрание.

Тогда-то я и узнаю, подумала она с чувством горечи, кто друг, а кто предатель.

14

Голливуд, Калифорния, 1958 год.

Филиппа подняла глаза от работы и увидела, что он опять пришел в закусочную – этот человек с тревожным взглядом.

Что-то было в нем такое, что так привлекало ее внимание, хотя они ни разу не перебросились даже парой слов; она не знала, кто он, где живет и чем занимается. Конечно, интриговал его вид. Брюки военного образца, мешковатый свитер и сандалии, непослушные черные волосы над очень красивым лицом – одно это уже делало его похожим на персонаж из кинофильма. Однако еще больше привлекало лицо: рот, казалось, не знавший улыбки, глаза, как бы вглядывающиеся в какой-то другой, более тревожный мир. Он приходил в закусочную «Кат-Кост» на бульваре Голливуд каждую пятницу, всегда один, и заказывал комплексный обед за девяносто девять центов. Входил с равнодушным видом или стоял, ссутулившись, у стены, не вынимая сигареты изо рта, или же часами, сгорбившись, сидел над чашкой кофе, вглядываясь в сигаретный дым. Казалось, он ищет ответа на какие-то вопросы или же, наоборот, пытается забыть их.

Филиппа первый раз обратила на него внимание, когда она временно заменяла заболевшую девушку, обычно работавшую на раздаче, и с тех пор наблюдала за ним каждую пятницу со все возрастающим любопытством. И вот сейчас, расставляя на полке товар, она смотрела на него и думала, что он, наверное, ужасно одинок, что кто-то однажды сильно обидел его и с тех пор он, как невидимый груз, носит с собой свою боль. Она не могла точно определить его возраст, лицо его было покрыто морщинами, так что ему было где-то около сорока. И когда она увидела, как он проверяет сдачу после оплаты своего дешевого обеда и как просит добавки кофе, пока официантка не объяснила, что нужно доплатить, Филиппа подумала, что кто-то должен помочь ему, позаботиться о нем.

– Филиппа? Мисс Робертс!

Она обернулась.

– Да, мистер Рид. – Мистер Рид, управляющий, который взял Филиппу на работу в эту закусочную четыре года тому назад, считал ее хорошей работницей, надежной, доброжелательной и никогда не раздражался на нее, однако случалось, что она могла замечтаться на работе, и ему приходилось несколько раз звать ее, чтобы она откликнулась.

Филиппа пыталась отделаться от этой привычки; она знала, что мистер Рид и другие считали ее или глуповатой или не совсем от мира сего. Они не знали, что Филиппа – это не настоящее ее имя. Однажды, когда сюда зашла женщина с дочкой и обратилась к девочке со словами: введи себя как следует, Кристина, Филиппа обернулась, подумав, что обращаются к ней.

– Я хочу, чтобы ты сегодня продавала мороженое, Филиппа, – сказал мистер Рид. – Доре пришлось уйти домой, она плохо себя чувствует.

Прежде чем покинуть свой прилавок, за которым продавалась косметика, Филиппа посмотрела на полки с расставленным товаром и взглянула на себя в зеркало. Раньше ее это не очень волновало, но теперь она пожалела, что у нее такие пухлые щеки. Но вот волосы хороши – густые, каштановые, длинные, подхваченные на затылке лентой. Она слегка подкрашивала губы и иногда покрывала лаком ногти, но ничего особенного себе не позволяла. Копила деньги.

Однажды она порвала фотокарточки своих родителей и выбросила их в море. Покинула Сан-Франциско. Поехала прямо с Рыбацкой пристани на автобусную станцию Грейхаунд и взяла билет до Голливуда. Ее мечты и надежды, спрятанные в невидимый чемодан, совершили вместе с ней этот долгий путь. Другие отделения чемодана хранили ее решимость добиться чего-нибудь самой.

«Вы никогда ничего не добьетесь», – заявила ей мать-настоятельница. Но Филиппа собиралась доказать и ей, и всем остальным, что они ошибались.

Приехав в Голливуд, она бродила взад и вперед по улицам в надежде увидеть все то великолепие, о котором мечтала, – кинозвезд, декорации известных фильмов. Вместо этого она увидела аккуратные автостоянки, непритязательные витрины магазинов и пальмы – бесконечные ряды пальм. Она оказалась на тихой улочке позади Китайского театра Граумена. Дома на ней были расположены далеко от тротуара и отделялись от него широкими газонами, сползавшими к улице. У всех домов были большие веранды и острые крыши – позже Филиппа узнала, что такие дома называются «калифорнийские бунгало» и что они были построены в самом начале века. На одном из домов виднелась табличка, извещающая, что здесь сдается комната.

Хозяйку звали миссис Чадвик.

– У меня еще четверо жильцов, – говорила она, с трудом поднимаясь по лестнице, – два школьных учителя, они работают здесь, в Голливуде, парень из бюро путешествий и мистер Ромеро. Говорит, что он сценарист, пишет для киностудий, но я ни разу не слышала, чтобы он стучал на машинке. Он обязательно пригласит вас в свою комнату выпить, но если вы откажетесь, он не очень обидится. Он вполне безобидный. Вы говорите, вам семнадцать?