Пат Бут - Майами Страница 54

Он повернулся к ней. Сейчас шла не его игра. Она стояла и глядела на него, оглядывая с ног до головы, потом медленно улыбнулась. Его грудь вздымалась. Ноздри трепетали. Он все еще держал ее за руку — ладонь горячая, хватка неровная, то слишком жесткая, то слишком мягкая, в ней чувствовалось отчаяние неопытного любовника. Но уже по напрягшейся ткани его штанов она могла видеть его бешеное желание. Он стремился к ней, жаркий и большой, и более умелый, чем его владелец мог предполагать своим незрелым умом. Она вздохнула, наслаждаясь этим моментом. Он стоял перед ней — нежданный, незаслуженный, но такой желанный. Разумеется, костюм на нем был ужасен. Слишком тесный, слишком новый и слишком, слишком дешевый, но это делало его даже лучше. Это говорило ей, что Роб Санд мало смыслил в тех вещах, в которых разбиралась она, не нуждался почти ни в чем из того, в чем нуждалась она, за исключением самой важной вещи вообще. Она шагнула к нему, встала рядом, очень близко, и ее груди расплющились о грудную клетку Роба. Она обвила руки вокруг его тонкой талии и шепнула.

— Я хочу показать тебе небеса здесь, на земле.

Он трясся от желания в ее объятьях. Она явственно ощутила, как задрожало его тело после ее слов. А еще она чувствовала мамонтово свидетельство его эмоций. Оно было твердым как сталь, уткнувшись в верхнюю часть ее живота, и хотя она стояла тихо, и он тоже не шевелился, беспокойная плоть его, заключенная в неволю и оттого сердитая, бушевала за тканью его брюк, за хлопком ее платья.

Она опустилась на колени. Все это время она не отодвигалась от него и сползла вниз по его телу, как вода душа. Ее губы проехались по переду его рубашки, по пряжке ремня, остановившись в миллиметрах от той его части, к которой она стремилась. Долгие секунды она стояла так, ее руки прижались к тугим мускулам его зада, подвигая к ней его таз, захваченный в объятья ее рук. Ее щека лежала на брюках. Материя нагрелась от огня, бушевавшего под ней. Она подвинула свое лицо к нему, и у нее перехватило дыхание, когда он двинулся к ней навстречу. Она поняла тайну Роба. Она могла сказать, что он был огромен, гораздо больше, чем все, что ей доводилось видеть в жизни. Внезапный страх просочился в восхитительный меланж ее чувств. Сможет ли она справиться с таким? Можно ли вообще что-то сделать. Ооохх. Стон вырвался из глубины ее запекшейся глотки, а ее руки зашарили, отыскивая молнию. Она расстегнула ее, испуганная тем, что сейчас обнаружит, взволнованная предвкушением блаженства. Спортивные трусы словно взрывом выбросило в щель, натянутые до предела, потому что их ткань все еще силилась удержать его. Казалось, в любую секунду они лопнут и отпустят своего пленника, чтобы тот напал на ее лицо. Но в то же время она желала этого больше жизни, больше воздуха.

Роб не в силах был это выдержать. Он протянул руку и освободил себя. Лайза отпрянула, когда он выскочил на нее, и у нее заныло под ложечкой, когда она увидела его. Он был длинным, ох, таким длинным, длинней, чем расстояние от верхней части ее лба до того места, где ее лебединая шея встречалась с плечами. И он был толстым, очень толстым, толще ее запястья, шире, чем ее широко открывшийся рот, когда она взглянула на это чудо в панике изумления. Заинтересованная, она дотронулась до него. Жаркое прикосновение опалило ее пальцы. Она почувствовала, как кровь циркулирует внутри него, сияющая кожа туго напряглась, словно барабан, вокруг его страсти. Она протянула руку к его основанию, к пропитанным потом волосам, а затем еще ниже, вглубь, в остро пахнущие джунгли между его ногами. Она вдыхала мускус его мужественности, наслаждалась диким ароматом неукрощенной юности… Ее сердце воспарило…

— О, Роб, — бормотала она, едва ли сознавая, что хочет этим сказать, но желая слышать звук собственного голоса, подтверждавший ей, что все это правда, а не какой-то лихорадочный сон. Ее пальцы проследили огромные очертания, замедляя движение на тугих венах, изумляясь стальной крепости, упругой напряженности его округлого окончания. Она прижала к нему свои губы, и его руки беспомощно двинулись к ее затылку, молчаливо умоляя ее проделать ту вещь, которую она так сильно хотела. Она встала на колени, сделала глубокий вдох и вложила горячую округлость себе в губы. Она коснулась его языком. Остановила язык там, в почтении, возле отверстия, не двигая, просто давая ее влаге соединиться с его влагой, чтобы жар их тел раздул в горне их общее пламя. А затем ее язычок пришел в движение. Он описал маленький кружок вокруг кончика, однако вскоре, возжаждав его, она буквально распласталась по нему, хлестала языком, лизала, сначала деликатно, словно леди, а затем жадно, словно голодный ребенок, каким она и была. Она пососала его кончик, а затем пробежала языком по его бокам, покусала губами у корня и побежала снова вверх до кончика с его фонтанчиком расплавленного желания. Стонущий рык раздался из глубины его гортани, и она почувствовала как его руки напряглись у нее на затылке, жаждущие следующего ее шага, но слишком деликатные, чтобы принудить ее к этому. Она глядела вверх на него, пока ее язычок услаждал его. Его голова в самозабвении откинулась далеко назад. Он был все еще одет для приема, аккуратный в своем жутком костюме, но теперь его центр обнажился ей. Скоро он окажется внутри ее тела, протиснувшись в место, куда едва войдет, и она расколется пополам ради него, и боль будет позолотой на прянике ее экстаза.

— Нет! — Его нелепое бормотание остановило ее на самом пороге. Он смотрел на нее вниз, лицо исказилось от боли. — Я не могу!

Приливная волна страсти Лайзы разбилась о волнорез его неожиданных слов. Она улыбнулась, и выражение ее лица стало насмешливым. Он сказал неправду. В отличие от лица, его тело кричало о своем согласии.

Он отступил от нее, и она ощутила боль расставания.

— В чем дело? — прошептала она успокаивающим тоном, стараясь скрыть панику, зазвучавшую в голосе. Она должна была овладеть им. Никогда в жизни ничего не было важней для нее, чем это.

— Это неправильно, — сказал он, оторвал свой взгляд от нее и отвернулся. Как его понимать? Они говорили на одном языке, однако чтобы понять значение слов, нужно иметь общие переживания. — Я хочу сказать… это грех… Должна быть любовь. Должно быть согласие. — И тут он запнулся, произнося это слово.

— Но ведь это все есть. — Лайза произнесла свои слова не с меньшей убежденностью, что и он. Она протянула руку и сжала пальцы вокруг той части его тела, что делала его язык лживым. Она надавила крепче, заставив его застонать, и он не пытался остановить ее. Он был подвешен там, на дыбе дилеммы, такой глубокой и ужасной, что она казалась неразрешимой. Единственной надеждой была бы отсрочка, но, казалось, не было возможности остановить то, что уже началось.