Анна Велозо - Небеса нашей нежности Страница 54

Ей только исполнилось семнадцать, и, насколько было известно Августо, Бель не довелось испытать великую любовь или страшную трагедию. Но, глядя на нее, можно было поверить в то, что она намного старше и в ее жизни разыгралась какая-то драма. После каждой песни Бель аплодисменты становились громче. Исполнив двенадцать произведений, она удалилась за кулисы, однако публика, ликуя, вызвала ее на бис. Бель немного поломалась, но исполнила желании зрителей. Она – во второй раз за этот вечер – исполнила свою наиболее популярную песню «Сладкие фрукты» и ушла в гримерку.

Помещение было крохотным, но Бель хотя бы удалось договориться о том, чтобы оно осталось только в ее распоряжении. Сняв шляпку, она присела за трюмо и взглянула на свое отражение в зеркале: лицо раскраснелось, глаза сияют. Ей нравилось то, что она видела. Налив себе воды из кувшина, она чокнулась с зеркалом: «Молодец, Бела Бель». В этот момент в дверь постучали.

Прежде чем она успела ответить «Войдите», в комнату ввалилось четверо человек из той компании за столом.

– Вы выступали потрясающе, дорогая, – поздравил ее старший из группы, который, как Бель совершенно верно предположила, был их начальником.

– Спасибо.

Бель трудно было подобрать подходящий тон: ей не хотелось обидеть поклонников, но ее смущало столь неожиданное вторжение в ее гримерку.

– Я хочу пригласить вас за мой столик на бокал шампанского.

– Это очень мило с вашей стороны, сеньор… эм… – Бель подождала немного, думая, что он назовет свое имя, но этого не произошло. – Но нет, спасибо. Я очень устала.

– Однако вы вовсе не кажетесь уставшей, – возразил другой.

– Нет, она скорее… такая бойкая девица… – согласился третий, и все четверо расхохотались.

– Я очень рада, что вам понравилось мое представление, – холодно сказала Бель. Эти мужчины выпили лишнего, она это чувствовала. – И все же я вынуждена попросить вас покинуть мою гримерку.

– А раньше ты не была такой недотрогой… – Старший опустил ладонь на плечо Бель.

– Раньше я играла на сцене. – Она оттолкнула его руку.

– Ой, только не нужно ломаться! Такое не сыграешь. Нужно, чтобы похотливость была в крови.

– Уходите. Немедленно.

– Может, нам оставить даму в покое? – предложил четвертый, до того молча наблюдавший за происходящим.

– Альмейда Кампос, не будь таким занудой, – осадил его второй.

– Да, Энрике, ты просто не знаешь. Черные сами этого хотят, постоянно. Особенно те, кто называет себя «людьми искусства». Их искусство – не в пении… Оно у них между ножек…

Трое расхохотались, четвертый промолчал.

Бель встала так резко, что стул отлетел в сторону.

– Довольно! – воскликнула она. – Убирайтесь отсюда, сволочи, иначе я позову на помощь!

– Ты каким тоном со мной разговариваешь, черномазая? – вкрадчиво осведомился старший, едва скрывая ярость. – Мы хотели пригласить тебя в нашу славную компанию, и ты могла бы на этом неплохо подзаработать. Я уже отложил для тебя кругленькую сумму. А теперь ты решила состроить из себя невесть что.

Бель замахнулась, собираясь влепить мужчине пощечину, но он оказался быстрее и железной хваткой сжал ее запястье, а второй рукой грубо обхватил грудь.

– Так вам больше всего нравится, да? Крепкая рука.

– Помогите! – завопила Бель, но второй мужчина зажал ей рот ладонью.

Она изогнулась, попыталась укусить второго, а старшему всадить колено в пах.

– Ах ты, упрямая шлюшка! – ухмыльнулся старший. – Держи ее, Луис.

– Но, patrao, так нельзя, – вмешался четвертый.

– Смотри, мальчик мой. Я тебе покажу, что можно, а что нельзя. От жизни нужно брать все, чего тебе хочется, иначе ты никогда ничего не добьешься.

Пока двое других мужчин держали Бель, старший задрал ей юбку. Бель отчаянно сопротивлялась, лягалась, царапалась и кусалась. Ей удалось расцарапать второму лицо, а третьему поранить ногу, но при таком количестве противников ее попытки высвободиться оставались тщетными. Ей сунули кляп в рот и бросили животом на комод.

– Помоги-ка мне, Энрике, она лягается, как кобыла, – приказал первый четвертому, но тот не сдвинулся с места.

– Необъезженной лошадке нужен настоящий жеребец, да? – похотливо прошептал старший. – Свяжи ее!

Когда Бель больше не могла двигаться, patrao встал позади нее, а потом ввел в нее палец. Второй рукой он принялся стягивать штаны.

– О, да у нас тут девственница, – тяжело дыша, пробормотал он. – Ты могла бы отлично заработать, девочка. Но иначе ты не захотела. А когда мы с тобой покончим, ломаться ты больше не будешь.

У Бель слезы градом катились по лицу. Старший быстро кончил.

Энрике тоже плакал, но не решался вмешиваться. К чему бы это привело? Насильников было больше. И, невзирая на стыд и сочувствие к девушке, он заметил, что насилие вызывает в нем не только отвращение, но и возбуждение.

После того как насильники ушли, Бель кулем повалилась на пол, плача от боли. Ей хотелось умереть. Но физическая боль не имела никакого значения по сравнению с психической травмой, которую она перенесла. Бель было стыдно за то, что произошло. Она ненавидела своих насильников, но больше всего она ненавидела себя. Вновь и вновь она думала о том, как могла избежать этого. Она и сама не знала, сколько пролежала там – может, несколько минут, а может, несколько часов. Да и какая разница? Издалека доносились звуки музыки, шоу на сцене продолжалось. Затем в дверь тихонько постучали. Бель не шелохнулась, когда в гримерку осторожно заглянул Августо.

Он сразу понял, что случилось.

– О господи, Бель, что они с тобой сделали? – Он опустился перед ней на колени и нежно погладил ее по лицу.

Этот исполненный любви жест ее добил. С душераздирающим криком она выпрямилась и бросилась в объятия Августо. Бель плакала и плакала, слезы все катились по ее щекам.

Августо был человеком достаточно тактичным, чтобы промолчать. Он не стал ее расспрашивать, не стал говорить ничего утешающего, но само его молчание ее утешило. Он крепко прижимал к себе Бель и гладил ее по волосам, пока она немного не успокоилась.

Сам Августо выглядел не лучше Бель. После шоу он направился к ней в гримерку, но перед дверью стоял какой-то мужчина, никого туда не пускавший. Дело дошло до драки, и незнакомец победил – он был не только выше и сильнее Августо, но и пользовался запрещенными приемами. Этот тип его удивил. Августо никогда бы не подумал, что щеголь в роскошном фраке станет драться, как дворовой мальчишка.

Теперь Августо винил себя за то, что случилось с Бель. Если бы он пришел пораньше, если бы он сумел одолеть этого типа у двери, если бы, если бы, если бы… Его неудача имела катастрофические последствия для Бель. И Августо себе этого никогда не простит.

– Что с тобой случилось? – спросила его Бель. Ее лицо опухло, нос покраснел.

– Все в порядке. Плохо только, что я не справился с парнем, который стоял начеку. Может быть, тогда я успел бы…

– Ах, Августо! – вновь разрыдалась Бель. – Это все моя вина!

– Нет! Это же я не успел тебе помочь. Ты вообще ничего не могла противопоставить этим подонкам.

– Я их спровоцировала… тогда, во время выступления. Ты же видел, как я им улыбалась? – Ее тело сотрясалось от всхлипов.

– Это чушь, Бель. Другим ты тоже улыбалась, это часть твоего выступления, но никто больше на тебя не нападал. – Он пригладил волосы. – Тебе нужно обратиться в полицию.

Бель застыла.

– Я не пойду в полицию!

– Но почему? Эти сволочи совершили преступление, их нужно остановить. Кто знает, может быть, завтра они изнасилуют другую девушку.

– Я этого никогда не сделаю. Ни за что. – Бель всхлипнула при мысли о том, как ей пришлось бы рассказывать похотливо ухмыляющемуся полицейскому обо всем, что случилось. Полицейские ведь тоже мужчины…

– Ты знаешь кого-то из них?

Бель покачала головой.

– Но одного из них звали Энрике. Кажется, Энрике Альмейда Кампос. Он ничего не делал, только смотрел.

– Это тоже преступление.

Она с сомнением посмотрела на него. Неужели Августо не понимает, что у темнокожей певицы нет шансов добиться справедливости, если насильники – белые богачи?

– Отвези меня домой, Августо. Я просто хочу домой.

Энрике чувствовал себя виноватым. Он слабак, вот он кто. Как он мог оказаться таким трусом? Как мог просто стоять и смотреть? То, что они сотворили с этой бедняжкой, было ужасно. Его начальник и коллеги набросились на малышку, точно звери, а потом оставили ее лежать на полу, точно старое рванье. Униженную, искалеченную…

Что же ему теперь делать? Заявить на себя и других в полицию? В участке над ним просто посмеются. Скажут, что нет состава преступления, пока жертва не обратится к стражам закона. В целом это означало бы конец его карьеры. Его не возьмут ни на одну стройку, если станет известно, что он не на сто процентов лоялен к заказчику. Нужно было поддерживать друг друга в хорошие и плохие времена. А что будет, если Ана Каролина и донья Виктория узнают о его ужасном преступлении? На нем навсегда останется клеймо насильника, хотя сам он девочку не трогал. И как ему теперь общаться с сеньором Пассосом?