Тагир - Лия Рой Страница 55

И я бы так и сделал. Будь на ее месте любая другая девушка мира. Но Аврелия… я не знаю, что в ней было такого, но в моих глазах она была тем самым идеалом, который мы все так рьяно ищем. Трогательно-аккуратная, молоденькая, улыбчивая, маленькая сказочная принцесса, не иначе. И, нет, сердце не позволило сдаться. Сердце, которое было уже в ее изящных ручках.

Наверное, я был неправ. Я был неправ, когда начал за ней слежку, как мне казалось на тот момент, а на деле же самую настоящую охоту. Я был неправ, когда запугивал и подкупал ее брата. Когда насильно увез в Москву и заставил поставить роспись на официальных документах. Я наивно думал, что стерпится-слюбится, что находясь рядом, она не устоит, а я сделаю все, чтобы завоевать ее. Что смогу, во что бы то ни стало. Думал, что завалю ее подарками, окружу настоящей заботой и любовью, положу весь мир к ногам и тогда… тогда моя ледяная принцесса растает, впустить меня в свою жизнь…

И ведь я смог. Просто слишком поздно. Она успела совершить ошибку, которая разрушила наш брак. И головой, спустя почти много месяцев после расставания, я понял, что она сделала это не специально.

Понял, но все равно не смог простить.

То видео убило что-то во мне. Что-то очень важное и, как оказалось, хрупкое.

Я больше не верил ей. Ни одному ее слову. Она пала в моих глазах и не могла подняться по сей день. А еще я не врал. Меня действительно подташнивало от нее. В самом начале… Стоило мне только увидеть или услышать ее, ее мольбы о том, чтобы простить, как в голове тут же всплывало видео, где на ней пыхтел этот урод… где она, как последняя шкура легла под него, а потом, как ни в чем не бывало, натянула трусы, платье и пошла вперед.

А после она сделала все еще хуже. Нет, я бы не смог простить ее, даже признайся Ава во всем совершенном лично. Но я чувствовал, что что-то не так. И когда узнал… когда увидел это, то понял, что вместе нам уже никогда не быть.

Однако то, что она сделала дальше… это убило последние остатки уважения к ней. Снять мои деньги, зашить на них промежность, ломаться, а затем притворяться девственницей в нашу первую совместную ночь там, в Париже…

Господи, кто бы знал, каким идиотом я себя чувствовал. Я дарил украшения, ухаживал, потащил ее в самый романтичный город в мире, чтобы она впервые хотя бы поцеловала меня, а со Сташевским… ей потребовалось пару бокалов и все, Аврелия тут же раздвинула ноги.

Меня по сей день колотила дрожь, когда я вспоминал все это. Но правы были те, кто говорил, что время все же притупляет чувства. Злился я чуточку меньше, чем раньше. И эта самая чуточка позволила просочиться сквозь сознание другим чувствам.

Ревности. Страху за нее. Собственничеству. Эта идиотка не нашла места для работы лучше, чем бар, где кроме маргинальной пьяни никого не водилось! И не то, чтобы я мог осознано обвинить ее в выборе этого места, потому что вполне верил – претендовать на другое место ей будет сложно. Возраст, отсутствие опыта и образования не оставляли шансов. И, тем не менее, я злился.

Она уже не принадлежала мне, я сам отказался от Аврелии, сам прогнал ее, умолявшую меня дать ей хоть какое-то подобие шанса, но все равно продолжал злиться так, будто нас что-то связывало.

А, впрочем, нас и связывало. Наша дочь.

Сказать, что я опешил, когда увидел малышку, значит, не сказать ничего.

И снова пришла злость, потому что Аврелия лишила меня возможности хотя бы знать о том, что я стал отцом! Я злился так, что готов был сделать ей максимально больно. И я сделал. Хоть спустя какое-то время и понял мотивы ее поступка. Мы оба знали, что я не поверил бы ей, что воспринял бы сообщение о беременности, как попытку вернуть себя, сохранить уже развалившийся брак. Я бы не дал ей шанса.

Другое дело увидеть ребенка вживую. Увидеть и понять, что от не от какого-то плешивого Валентина, а от меня. Когда я взял Мадину на руки, у меня отпали всякие сомнения. Она была не просто похожа на меня, в груди что-то екнуло, это была моя кровь. И тест ДНК подтвердил это с вероятностью в 99,9 процентов.

Я стал отцом, и мне показалось, что счастливее я еще никогда не был. А с другой стороны я еще никогда так не злился на Аврелию. Не встреть я ее случайно в ТЦ, куда Белла почти силком меня затащила в тот день, и сколько бы я еще не знал о существовании дочери? Год, десять лет? Она вообще когда-нибудь собиралась мне сказать о существовании ребенка?

Я сломал Аврелию в тот день, когда забрал ребенка. Она билась в истерике, в настоящей агонии и продолжалось это довольно долго – многие месяцы.

Я знал, видел, чувствовал беззащитность бывшей жены перед собой. Не только из-за денег и связей, но и потому, что видел в ее глазах те самые чувства, о которых она говорила. Она любила меня или же я совершенно не разбирался в людях, от того и была полностью открыта и уязвима передо мной.

Я знал, понимал, как жестоко поступаю, но не мог остановиться. Каждый раз, когда разум говорил, что это перебор, что это слишком жестокая месть даже за такой гнилой поступок, как ее измена и ложь, в памяти всплывало видео, где она извивалась под Ставшевским.

Она не просто изменила мне. Она отдала этому парню то, что было так дорого и важно мне. Возможность стать для нее первым и единственным. Она растоптала мое желание носить ее на руках и обращаться как с божественным подарком. Она уничтожила наш брак своими гнилыми поступками, но манипулирование ребенком… такой еще крохотной Мадиной… я понимал, что перехожу границы, но не мог остановиться. Видел, как было плохо моей дочери, видел, как угасала