Маленький отель на Санторини - Юлия Валерьевна Набокова Страница 56

Все письма – на английском. Первое сообщение – от мамы, она написала его 15 марта, в день моего рождения, после того как я в очередной раз спрашивала ее об отце и мы поругались. Видимо, наша ссора сильно задела маму, и на эмоциях она решила разыскать отца.

«Привет, Костас! Я ищу Костаса Захариаса, который был в Москве 20 июня 1997 года и пострадал в драке в ту ночь. Я была медсестрой, которая оказала ему помощь и отвезла в больницу. Если это ты, пожалуйста, дай мне знать», – затаив дыхание, читаю я.

Ответ от Костаса пришел три дня спустя.

«Привет, Зои! Рад получить от тебя письмо. Да, это я был тогда в Москве. Приятно, что ты меня не забыла. Как поживаешь?»

Я несколько раз перечитываю его послание. Тон явно нейтральный, не то чтобы отец слишком обрадовался маме, скорее, обескуражен, зачем она его разыскала.

«Я вспоминаю о тебе каждый день. Ведь напоминание о той ночи, что мы провели вместе, все время у меня перед глазами, – написала мама и послала ему мою фотографию. – Это твоя дочь Вероника. Три дня назад ей исполнилось двадцать три».

«Это НЕВЕРОЯТНО, Зои!!!!!!!» – Экспрессия отца взрывается восклицательными знаками. Он рад? Шокирован? Огорчен? Мне остается только гадать.

«Если не веришь, можешь сделать тест ДНК», – читая ответ мамы, я так и слышу ее оскорбленный голос.

«В этом нет необходимости, она копия моей матери Афины», – отвечает Костас.

«Значит, у Вероники есть бабушка? Она будет рада с ней познакомиться».

«К сожалению, это невозможно. Мама умерла два месяца назад».

«Мне очень жаль. Прими мои соболезнования».

«Почему ты не сказала мне раньше? О дочери?»

«Не знала, как. Ты не оставил адреса и телефона. К счастью, теперь есть интернет. Это чудо, что я тебя нашла».

«Вероника знает обо мне?»

«Нет, я ничего ей не говорила. Но она часто спрашивает о тебе. Последний раз – в свой день рождения, тогда я и решила тебе написать».

«Я бы хотел приехать, чтобы познакомиться с ней». – Мое сердце бьется чаще, когда я читаю и перечитываю эти строки. Мой отец хотел меня увидеть! Но что же ему помешало?

Из дальнейшей переписки я узнаю, что отец не мог оставить работу. У него было много проектов, которые требовали его присутствия в Афинах, и они договорились, что он приедет в Москву осенью, когда закончит с делами и сможет устроить себе отпуск.

Переписка мамы с папой продлилась все лето. Они перекидывались сообщениями. Она присылала ему мои фото, он расспрашивал обо мне: чем я занимаюсь, что люблю, какой была в детстве, что происходит в моей жизни сейчас. Мама рассказывала. Костасу явно было интересно. Он писал, что ему не терпится приехать в Москву и познакомиться со мной. Они с мамой обсуждали, что Костас пригласит меня в Грецию и на Санторини, чтобы показать отель бабушки.

Переписка оборвалась со смертью мамы. Костас не знал, что мамы не стало, и продолжал писать ей, забрасывая обеспокоенными сообщениями: «Зои, куда ты пропала? Ты больше не хочешь со мной общаться? Не хочешь, чтобы я приехал к Веронике? Я тебя чем-то обидел? Ответь хоть что-нибудь!»

Они общались только по интернету, не обменялись ни телефонами, ни адресами. Потеряв связь с мамой, папа просто не знал, как со мной связаться. Профиль в этой соцсети я не вела, иначе мама бы могла дать ему ссылку. А так с ее смертью ниточка, ведущая ко мне, оборвалась. Папа включил меня в завещание, но не успел разыскать и приехать в Москву. А в феврале он сам погиб. Греческому нотариусу тоже понадобилось время, чтобы меня найти.

Меня захлестывают эмоции. Радость от того, что мой отец хотел меня увидеть. Грусть от того, что мы так и не встретились. Благодарность к маме, которая втайне от меня хотела организовать встречу с отцом, но не успела.

По моим щекам текут слезы. Я оплакиваю обоих родителей, которые ушли так рано и оставили меня одну. Их переписка многое прояснила, но еще многое остается непонятным. Мне не хватает ответов, которые мог бы дать отец. Последних фрагментов пазла. Узнаю ли я когда-нибудь правду? Или свою тайну он унес с собой? Хозяин квартиры, которую снимал отец, мне так и не перезвонил. А если где и есть ответы на мои вопросы – только там, среди его личных вещей.

Позволив себе выплакаться до распухшего носа и красных глаз, я беру себя в руки и иду фотографировать мебель для Авито. Быть слабой мне некогда. Надо закончить свои дела здесь, освободиться от вещей, выручить деньги и возвращаться на Санторини.

Я окидываю взглядом мебель и технику, которую предстоит продать. Незадолго до маминой смерти мы купили новый кухонный стол, плиту и холодильник. А в комнате еще стоят новый шкаф, диван, кресло, письменный стол. Я специально искала съемную квартиру без мебели, чтобы могла перевезти из служебного жилья свои вещи, но теперь с ними придется расстаться. И хорошо бы еще выручить за них деньги. Пригодятся на побелку стен и ремонт в отеле.

Вечером прилетает привет из Греции. Ирина присылает мне фотографию заката над морем и перевод записи из дневника моей бабушки. «Тебе будет особенно интересно прочитать это, ведь речь идет о твоем отце», – комментирует Ирина.

Из дневника Афины

27 июля 1973 года

Неделю назад у нас с Панайотисом родился сын. Его назвали Костасом – в честь моего отца, который не дожил до его рождения. Папа был бы счастлив подержать на руках внука. А мое счастье невозможно передать словами, ведь я уже перестала надеяться, что стану мамой.

Мне уже двадцать восемь, и это настоящее чудо. Малыш похож на Панайотиса, но мой милый муж говорит, что носик у сыночка мой.

Я улыбаюсь, вспомнив, как Спирос при первой встрече отметил мое фамильное сходство с отцом. Выходит, он имел в виду нос.

Запись о рождении моего отца – короткая, вероятно, бабушке пришлось прерваться, чтобы бежать к малышу. Но в ней столько