Слабо не влюбиться? (СИ) - Татьяна Юрьевна Никандрова Страница 56

— Слушай, Тём… Я не знаю, как правильно это преподнести… Да и, если честно, не до конца уверена, надо ли, но…

— Боже, Солнцева, ты меня пугаешь, — тон Соколова нарочито веселый, но брови хмуро сомкнуты на переносице. — Ты же сейчас не пытаешься сказать, что выходишь замуж или что-то в этом роде?

— Что? — тупо хлопаю ресницами. — Нет, конечно!

Его предположение настолько далеко от истины, что я не могу не улыбнуться. И с чего только взял? Замуж! Мне ведь всего девятнадцать! До замужества, как до луны!

— Фух, ну тогда ладно, — он шутливо проводит тыльной стороной ладони по лбу. — К остальному я морально готов.

Ой, вряд ли.

— В общем, это касается… — на секунду замолкаю, а потом, собравшись с мыслями, выпаливаю. — Это касается Дианы и Сережи.

Глаза Артёма изумленно расширяются. Такого расклада он явно не ожидал.

— Та-ак, — медленно тянет парень, улыбаясь. — Ну давай, поведай мне их грязные секретики.

Я вижу, что Соколов не воспринимает мои слова всерьез, рассчитывая на какую-то шутку. И оттого говорить становится в стократ сложнее. Для него же это будет удар! Колоссальное разочарование!

— Как-то весной я ходила в кафе с одногруппником и встретила там Диану в компании Зацепина. Я их видела, а они меня нет, и… — вскидываю на Соколова мечущийся взгляд в надежде, что он сам догадается о продолжении и мне не придется его озвучивать, но в глазах друга читаются одни лишь вопросы. Он совершенно не понимает, куда я клоню.

— И что? — Артём кивает, как бы подбадривая.

— Они целовались, Тём, — произношу скорбно. — Словно самая настоящая пара.

На лице Соколова застывает недоуменное выражение. Глаза пораженно распахнуты, а рот приоткрыт. Заметно, что парень вновь и вновь прокручивает услышанное в голове, пытаясь осознать, понять, разложить по полочкам… Но, судя по всему, выходит это с трудом, поэтому Артём неверяще трясет головой и, слегка запинаясь, произносит:

— Нет, Вась, ты, должно быть, обозналась. Они… Они не могли, понимаешь?

Поджимаю губы и выдыхаю через нос. Его боль передается мне по воздуху и оседает в легких. Я прям физически чувствую, как печет в груди. Не подозревала, что страдания другого человека могут ощущаться так реально, так пугающе ярко…

Нет, разумеется, я могла бы сказать, что ошиблась. Дать заднюю и замять неприятный разговор. Но это будет еще более неправильным, чем мое затянувшееся молчание. Надо выложить Соколову все. Здесь и сейчас. Нельзя позволять этим обманщикам и дальше водить его за нос.

— Я видела все своими глазами, Тём. Это точно были они, — говорю твердо. — У меня и фото есть. Могу показать.

Артём ошалело моргает. Медленно и даже как-то с усилием, будто к его ресницам привязаны тяжелые гири. Затем в надломленном жесте проводит пятерней по волосам и шумно выпускает застоявшийся воздух наружу.

— Пипец, — выдает мрачно.

Точнее он произносит не совсем это, но суть вы поняли.

— Когда, говоришь, это было? — щурится, будто мы на полуденном солнце, хотя на улице уже темнеет.

— Весной, — опускаю глаза в пол.

Мне страшно, потому что прямо сейчас у него назреет вполне закономерный вопрос.

— Почему сразу не сказала?

— Не знала, как, — признаюсь честно и даже нахожу в себе смелость посмотреть другу в лицо. — Просто не знала, Тём. Прости меня.

Он опять морщится. Как от нестерпимой зубной боли. Весь как-то напрягается и до побелевших кончиков стискивает пальцами перила.

Мне хочется обнять друга. Приласкать, пожалеть, прижать его коротко стриженую голову к своей. Но я не двигаюсь с места, не шевелюсь. Понимаю, что сейчас еще слишком рано. Артёму не нужны ни утешение, ни сочувствие. Единственное, что ему нужно, — это выплеснуть негативные эмоции, что теснят грудную клетку. Если он этого не сделает, то вот-вот взлетит на воздух.

— Подождешь меня здесь, ладно? — произносит вроде бы спокойно, но я вижу, что внутри у него все клокочет.

— Хорошо…

Отвечаю, а саму меж тем сковывает страх. Зачем мне ждать его тут? Что он, черт возьми, собирается делать? Не переубивать же он всех решил?

Сколов направляется к двери, а я взволнованно бросаю:

— Тём, ты куда?

Толкает ручку и сквозь стиснутые зубы повторяет:

— Жди здесь, Вася.

Строго так, безапелляционно. Будто он учитель, а я провинившаяся школьница.

Несколько секунд в нерешительности топчусь на месте, а затем плюю на только что данное обещание и вслед за другом выныриваю за дверь. Легко сказать «жди здесь»! А как это выполнить? Я пока ждать его буду, от разрыва сердца помру. Волнуюсь невероятно!

Соколов неторопливо бредет по залу. Не ругается, не кричит, руками не машет. Если бы я не знала, что в душе у него дымится адское пекло, то решила бы, будто он просто прогуливается. Вальяжно и непринужденно.

Проходя мимо журнального столика, на котором стоит початая бутылка виски, Артём подхватывает ее за горлышко. Подносит ко рту и прямо на ходу делает пару жадных глотков.

Для храбрости? Или, наоборот, чтобы остыть?

Чуть поодаль, у зашторенного окна стоит Зацепин. Курит кальян и, судя по беззаботному виду, травит свои бесчисленные байки. Он понятия не имеет, что случится через секунду.

А вот я уже, кажется, догадываюсь.

Глава 48

Соколов бьет неожиданно. Без предисловий и объяснений. Подходит к ничего не понимающему Зацепину и, замахнувшись, наносит сокрушительный удар в челюсть.

В фильмах драки выглядят очень эффектно, но реальная схватка не имеет ничего общего с киношным фарсом. В жизни все прозаично, мрачно и отнюдь не красиво.

Получив по роже, Зацепин откидывается назад и, врезавшись спиной в панорамное окно, неуклюже сползает вниз. Пытаясь уберечься от падения, он хватается за длинные бархатные шторы, которые с неприятным щелкающим звуком срываются с крючков.

На его окровавленном лице — шок и непонимание. Он смотрит на Соколова, выпучив глаза, и что-то невнятно мычит, с трудом орудуя поврежденной челюстью.

Артём возвышается над некогда лучшим другом и молча наблюдает за его возней. В левой руке у него по-прежнему зажата бутылка, из которой он снова делает большой глоток.

— Трахал ее?

Тон Соколова почти будничный, почти спокойный. Только тот, кто хорошо его знает, может различить в интонациях парня затаенную угрозу.

— Т-ты о ком? — хрипит Зацепин, силясь подняться.

— О Дианке моей. Трахал или нет?

— Спятил, что ли?! — наливаясь краской, Серега изображает возмущение. — Че за хрень несешь, Соколов?! — ему таки удается принять вертикальное положение. — Нет, вы видали? — оглядывается на притихших