Эрин Маккэн - Любовь и другие иностранные слова Страница 57

– Тебе нужно много времени, – улыбается мне Стью.

– Может, и не очень много.

– Тебе жаль, что я тебя поцеловал?

– Нет, – так быстро отвечаю я, что сама поражаюсь. – Нет.

Я прокашливаюсь и пытаюсь не слишком широко улыбаться. Еще я пытаюсь не покраснеть, но получается у меня плохо: я вспоминаю теплую кожу, мягкие языки и цвет его нижней губы с внутренней стороны. Жалко, что такую помаду не выпускают. Мне бы она подошла больше, чем «Конфетное блаженство».

– Было мило. Внезапно, но мило, – я на секунду задумываюсь. – Да, действительно мило, – я еще раз обдумываю свое определение и пытаюсь его улучшить. – Определенно мило. Ты не жалеешь?

– Нет.

– Но это все меняет.

– Я знал, что поменяет.

– Ненавижу перемены.

– И это я тоже знаю.

– Тогда зачем ты так поступил?

– Потому что не мог больше сдерживаться ни секунды.

– Эмм… Ну… это… – Ох, на ум мне приходит одно-единственное слово: – Круто.

Я сама от себя закатываю глаза, и это крайне веселит Стью.

– Ты должен дать мне время подумать.

– То есть подумать, обдумать, передумать и подумать еще раз?

– Возможно.

– Не надо, Джози, – говорит он и легонько пихает меня локтем, а потом уходит обратно домой.

Я провожаю его взглядом, пока он не скрывается в дверях. Я крайне довольна и сейчас упаду в обморок от недосыпа. Дойдя до своего дома, он поворачивается и одаривает меня самоуверенной улыбкой.

Когда я захожу обратно в дом, папа выходит из кабинета с какими-то бумагами в руках и приветствует меня словами:

– Опять всю ночь не спала, голубушка?

– Ты меня подловил.

– Развлекалась?

– Слишком много думала.

– Лучше бы ты развлекалась, меньше проблем наживешь, – он кидает взгляд на свои бумаги.

– Может быть, – говорю я, направляясь к лестнице. – Но у меня, наверное, уже зависимость. Не знаю. Надо будет об этом подумать.

В машине Стью мы обмениваемся через зеркало нелепыми улыбками – ну, знаете, когда прикусываешь нижнюю губу, – и молчим.

– Что? – вопрошает наконец Софи.

– А что?

– Что?

– Что с вами двумя?

– Ничего.

– Ничего.

– Это вы нарочно, чтобы меня позлить? Или что? Мне что-то сказать или сделать?

– Да, – говорит Стью.

– Нет, – говорю я.

– А что тогда?

– Ничего.

– Ничего.

Мы продолжаем улыбаться, прикусывая губу, и когда Софи наконец выходит из машины у школы, она прощается с нами словами:

– С каждым днем вы ведете себя все страннее и страннее.

Стью кивает на место рядом с собой, и я перешагиваю вперед.

– Послушаем музыку? – предлагает он, и я отрицательно качаю головой.

Нет, мне и так хорошо сидеть тут в тишине, полной возможностей. Мы еще вернемся к этим возможностям, когда я разберусь, что тут к чему.

Разберусь же? Мы разберемся?

Стью паркуется, и мы идем так же, как и ехали: молчим и улыбаемся, как придурки, и у меня начинает зарождаться новая мысль. По дороге на социолингвистику я пытаюсь не обращать на нее внимания и потом сажусь, достаю блокнот, нахожу нужную ручку, конспектирую и украдкой обмениваюсь со Стью быстрыми взглядами.

И позже, когда мы идем с ним и Итаном в Фэйр-Граундс, я все еще пытаюсь прогнать эту мысль. Итан спрашивает нас, как прошли выходные и кто выиграл матч. Я пытаюсь прогнать ее, обедая в полной тишине со Стью: он с довольным видом уминает два бутерброда и доедает за меня бублик.

Впервые за всю жизнь я хочу, чтобы он спросил: «О чем ты думаешь?». Я хочу, чтобы он резко прервал молчание и спросил, что у меня на уме, потому что на уме у меня вот что: Я не знаю, что сказать тебе сейчас. Но я хочу, чтобы ты сказал мне, что все будет хорошо.

Стью бы так и сказал. Я знаю, что сказал бы, если бы я попросила. Но я помню папины наставления: Принуждать объект к желаемой реакции – значит утверждаться в своем предубеждении. Твои наблюдения теряют в таком случае всякий смысл.

И внезапно я совсем уже не так уверена, что у нас со Стью все будет хорошо, и я не хочу, чтобы он честно уверял меня в этом. Молчание перестает быть вдумчивым и становится неловким. Понятия не имею, как его заполнить.

Стью был прав. И Стефан тоже. Любовь – возможность того, что она существует между двумя людьми, и возможность того, что она будет длиться вечно, – меняет все. Я уже потеряла так одного друга. Я смотрю через стол на Стью, который как раз дожевывает мой бублик и спрашивает:

– Ты ведь все равно не собиралась доедать?

Я качаю головой.

Еще одного друга я потерять не могу.

Мы в тишине возвращаемся к машине, и я извиняюсь за свое молчание, чего никогда не делала раньше, и добавляю: «Думаю». А затем, как полный идиот, показываю ему на свою голову. Вот для чего я это делаю?

– Ты же понимаешь, что однажды твоя голова взорвется?

Тогда ты вытрешь мои мозги, отвечаю я, и – фух! – мы снова разговариваем, как обычно. Но на самом деле этого не происходит. Я только собиралась ответить Стью, но не стала: меня так одолевают мысли, что я не могу выжать из себя ни слова. И теперь, когда нужный ответ приходит, момент уже упущен. И мне очень жаль, что его не вернешь.

Сегодня тренировка у Стью заканчивается поздно, поэтому я иду домой с Софи. Она целую милю ругает Джоша Брандстеттера последними словами и ни разу не повторяется. Подходя к дому, она меняет тему:

– Но Денни Шивер вроде ничего такой, как считаешь? Не то чтобы общительный, ну и что. Разузнай, нравлюсь ли я ему.

Я киваю: хорошо, что Софи есть на что отвлечься. И еще лучше, что она не заметила, что я совсем ее не слушаю.

Я – Стью, 18:44

Мне нравятся наши обычные отношения.

Стью – мне, 18:45

И мне.

Но я имею в виду другое, и он об этом знает.

Сегодня к ужину приходит Джофф. Теперь, когда до свадьбы остается всего пара недель, он приходит почти каждый вечер. А потом они с Кейт открывают прибывшие по почте подарки и вместе пишут благодарственные письма за столом в папином кабинете. Сегодня они тихо смеются над своей способностью восхищаться шестым набором подсвечников.

– Впечатляет, – я заглядываю в комнату, чтобы взять себе горсть M&M’s из пиявочного кувшина. По лицу Джеффри я вижу, что конфетки эти для него как пещера с сокровищами для Али Бабы.

– Угощайся, – предлагаю я.

– Спасибо, – он зачерпывает горсть. У Кейт звонит телефон.

– Работа, – извиняющимся тоном говорит она нам и выходит из комнаты.