Татьяна Веденская - Штамп Гименея Страница 57

Глава 4.

Из огня да в полымя

Очевидное часто выглядит невероятно, в очевидное иногда бывает очень трудно поверить. В то, что удав может целиком проглотить какую-нибудь там косулю, верится с трудом, потому что внешний вид удава не позволяет предположить, что косуля в него влезет. Однако лезет. И неплохо лезет. Но не верится. Зато прекрасно верится в полтергейст, привидения и телепатию. Хоть никто их и не видел, и вообще это понятия сложно доказуемые. Вера – дело сугубо добровольное. Если, к примеру, для дядьки, оставшегося без работы в спящем сном праведника НИИ самым главным злом будут демократы, то для кооператора, набившего карман на приватизации городских туалетов, демократы будут братья навек. Интересно было бы послушать, что бы они сказали друг другу. Очевидно, что самим демократам наплевать и на того, и на другого. Они их и в глаза не видели и думают, скорее всего, только о себе. Но второй верит, что они только и делают, что пекутся о его будущем, а первый прикидывает, где бы раздобыть дробовик. Вопросы веры одни из самых сложных в мире, потому что непонятно, как одного заставить поверить в одно, а другого в другое. Или как выбить неоправданную веру из чьей-нибудь бедовой головы. Это я уже о себе. Я до сих пор имею ряд дурацкий убеждений, за которые страдаю почти как революционеры. Нет, меня, конечно, никто не тащит на расстрел, где бы мне пришлось героически сверлить глазами своих палачей. Я не стою в окровавленной белой рубахе, последний раз взглядывая на белоснежные облака. Но все-таки что-то общее в этом есть. Надо мной часто смеются. А это тоже тяжело.

– Ты шутишь? – смеялся Ларик, когда я пыталась ему объяснить, что на свете действительно есть Дед Мороз.

– Он просто не ко всем приходит. А к таким гадким мальчишкам, как ты, он не завернет ни за какие коврижки.

– Я точно знаю, что всем моим друзьям подарки дарили родители. Что ж он – ни к кому не приходит? – аргументировал Ларик.

– А это нормально. Где бы Деду Морозу взять время на всех? Правильно, что этим занимаются родители, – важно защищалась я.

– А где ж он тогда?

– Он приходит, только если без него никак не обойтись. Когда кровь из носу надо сделать что-то волшебное, – объясняла я. Я и сейчас в это верю, в какой-то степени. Ну, не в то, что придет кто-то с белой бородой и красным носом и все починит. И подарит замок с лебедями. Но в то, что если очень сильно чего-то хотеть, до дрожи, до обморока, то кто-то обязательно поможет. Но главное условие в таком деле – желание должно быть правильным, добрым. Потому что если до дрожи хотеть расстрелять демократов из дробовика – то Дед Мороз тут не причем. Я же до дрожи хотела остаться с Борисом. Не знаю, было ли это желание правильным и способствующим мировой гармонии. Надеюсь, что так. Я только и знала, что глядеть на него, как он спит – это самое прекрасное занятие на свете. Не знаю, сколько прошло часов, прежде чем он открыл глаза и сонно оглядел мою бдящую фигуру.

– Привет. Ты что же, так и не спала? – голос Бориса поменялся. Я и не знала, что он умеет говорить ласковым, заботливым, каким-то бархатным голосом.

– Не-а, – гордо подняла нос я. – А ты дрых! Как сурок!

– Дурочка, – улыбнулся он. – Ты же теперь будешь валиться с ног. Ты мне нужна полной сил.

– Только полной? – поддела его я. – А вдруг я заболею? Или буду усталой?

– Нет. Любой. Даже в бессознательном состоянии, – сдался он. – А может, это даже и лучше.

– Ах, негодяй! – швырнула в него подушкой я. Господи, как бывает прекрасно нести всякий вздор, трепаться о мелочах, дразниться. Может быть, к нам даже можно применить термин «ворковать». Невероятно.

– Хочешь, я тебя накормлю? Тебе надо подкрепиться, – Борис со смешным, пародийным выражением лица заботливо и беспокойно оглядывал меня со всех сторон.

– Как когда-то? Ты будешь готовить в переднике? – прищурилась я. – Мечтаю.

– Нет, в переднике – это не сегодня. Ну-ка одевайся, повезу тебя завтракать, – деловито потер ладони он. Я рассмеялась и принялась с полным моим удовольствием подчиняться Борису. Я смотрела, как он деловито застилает кровать, выдает мне запечатанную зубную щетку, чистое полотенце, щелкает пультом в поисках новостей. Странно, я полюбила человека, у которого всегда есть запасная зубная щетка для гостей, а полотенца сложены в шкафу аккуратной стопкой. Полная моя противоположность. Интересно, что бы Борис сказал, если бы увидел мою оранжевую комнату. Эту цитадель творческой мысли.

– Ну что, идем? – встрепенулась я, решив, что пока будет лучше не травмировать слабое сознание Бориса подобным испытанием. Пусть верит, что ковбойское облачение – мой творческий максимум. Серьезные новости нельзя вываливать все сразу.

– Ты когда-нибудь завтракала во французской булочной? – радостно поинтересовался он.

– Нет, никогда. Прямо недопустимый пробел! – кивнула я и мы поехали на Маяковку, где нас приняла в свои объятия буржуазная кулинарная крепость с ее непередаваемыми запахами, выложенными в витринах булочками с корицей, плющевыми пончиками, длиннющими ароматными французскими багетами и легким флером французского шансона из динамиков. Маленький кусочек Франции, переехавший на московское садовое кольцо.

– Как вкусно! – верещала я, стараясь быть мужественной и не слопать весь прилавок.

– А если выпить вина, дело пойдет веселей, – подтрунивал Борис. Сам он, как казалось, питался дистанционно, то есть пожирал меня глазами.

– Пей сам, а мне уже грозит алкогольная зависимость, – виновато пояснила я свою приверженность к безалкогольному чаю. Хотя именно здесь, во французском кафе было как-то незазорно пить с утра. Словно здесь царил какой-то другой менталитет, при котором бокал вина в десять утра никого не приведет к длительному запою и безобразному падению нравов.

– Знаешь, когда ты трезвая, ты мне тоже нравишься, – серьезно заверил меня Борис. – Хотя и неизвестно, что ты можешь выкинуть.

– Выкинуть? – карикатурно изумилась я. – Я сама благопристойность.

– Что? – с сомнением переспросил Борис. Я засмеялась. Мы не спеша доели все ароматные булочки, перекидываясь ничего не значащими фразами и очень значительными взглядами. Да уж, слова нам ничего не могли сказать. Зато организм трепетал и вещал в эфир по полной программе. Хотелось петь и бежать навстречу теплому ветру.

– Прекрасные погоды стоят. Не желаешь прогуляться? – предложила я.

– С удовольствием, – согласился он и попросил счет. Мы вышли из кафе. Трудовая Москва громко обтекала нас со всех сторон. Садовое кольцо стояло в пробке, бибикало и материлось. Деловой люд в серых или черных костюмах неслись по бокам и что-то кричали в мобильные трубки. Их деловые тела были рядом с нами, а мысли неслись по сотовым каналам, наталкиваясь друг на друга, пересекаясь на перекрестках. Мы с Борисом шли по тротуару, держась за руки. Мы были самыми медленными из всех идущих. Я вдруг вспомнила, что прогуляла работу. И Борис тоже. От этого стало еще радостнее на душе. Борис из-за меня прогуливает свою жутко важную работу.