Вероника Кузнецова - Горбун Страница 57

— Не подходите ко мне! — ещё раз, но гораздо более резко, повторила я. — Я не хочу оказаться ни в больнице, ни на кладбище!

— Успокойтесь, я никогда не бью женщин, — хмуро сказал горбун. — Прошу вас, будьте немного добрее.

В эту минуту он с большим успехом мог бы упрашивать камень.

— Вы хотели позвонить в полицию, — холодно напомнила я.

Он промолчал и вошёл в дом, а я посмотрела на Иру и Ларса, которые продолжали утешать друг друга и не обращали внимания на окружающих. Это тоже было очень странно, нереально, тревожно и вызывало желание оказаться одной или с кем-то очень близким. Я вошла в прихожую, остановилась у двери и слушала, как Дружинин по-датски объяснялся с полицией.

— Сейчас приедут, — сказал он, опуская трубку.

— Не надо позвать Нонну? — спросила я, движимая желанием не столько сообщить ей о страшной находке, сколько чувствовать рядом доброго и надёжного друга.

— Можно, — согласился он, но сам звонить не стал, предоставляя это дело мне.

— Я не помню номер её телефона, — сказала я.

Горбун без запинки назвал номер и отошёл, считая, по-видимому, что я всё ещё опасаюсь кулачной расправы, хотя с меня уже слетела настороженность.

— Нонна, здравствуй. Это я, Жанна, — заговорила я, не зная, как ей сообщить о случившемся поделикатнее. — Поскорее приезжай.

— Ларс, конечно, с вами? — с неприятным смешком осведомилась она.

— Да, здесь.

— И провёл с вами весь день? А зачем вам понадобилась я? Неужели стало скучно?

Терпеть не могу выражение "инициатива наказуема", но она, действительно, наказуема и проявлять её лишний раз не следует. Присутствие здесь Нонны было совсем необязательно, однако мне потребовалось её вызвать и, в итоге, я должна выслушивать пренеприятнейшие вещи.

— Нонн, у нас очень плохие новости, — пояснила я, но не стала говорить, что это за новости.

— Что там у вас? — насторожилась она, по-моему, заподозрив несчастье с неверным и ненаглядным Ларсом.

— О Мартине, уточнила я, но, как ни пыталась моя подруга выяснить правду, не сказала ей ничего определённого. — Очень тяжёлое известие.

— Он умер?! — вскрикнула Нонна.

— Потом поговорим. Ты лучше приезжай.

— Сейчас же еду, — пообещала Нонна.

Я положила трубку.

— Почему вы не сказали ей, что Мартин убит? — спросил горбун.

Наверное, я сама была виновата в отчуждении, возникшем между нами, потому что слишком увлеклась опасениями его дурных наклонностей и слишком трагично восприняла его срыв при виде хохочущего Ларса. Конечно, в его поступке проскользнула какая-то озлобленность, но, если разобраться, были и смягчающие обстоятельства.

— Мне хочется, чтобы у неё было время подготовиться, — объяснила я. — Нельзя сразу обрушивать на неё правду. По-моему, она очень хорошо относилась к Мартину.

Горбун кивнул, и взгляд его стал мягче.

— Вы предусмотрительны, — отметил он. — Вернётесь на веранду или пойдёте в комнату?

Мне было тяжело видеть рыдающую в объятиях Ларса Иру, поэтому я молча вошла в гостиную и села в кресло. Дружинин остановился на пороге.

— Мне оставаться здесь, уйти или всё-таки можно войти into the room? — поинтересовался он.

— Как хотите, — растерялась я. — А почему вы спрашиваете?

— Вы ведь меня, кажется, отныне боитесь, — ответил горбун, садясь на диван и устремляя на меня пронзительный взгляд. — Что на вас такое нашло? Я не подозревал, что вы подвержены истерике.

— Если бы вы посмотрели на себя со стороны, когда…

— Довольно! — прервал он меня. — я, кажется, уже объяснил, почему это вышло, и извинился перед вами. Неужели вы будете бесконечно вспоминать этот случай?

Я понимаю, что у всех нервы издёрганы, но я не понимаю, почему именно от меня требуется выдержка. Почему я, девушка из СНГ, прославившегося на весь мир трудностями жизни, должна успокаивать выросшего в спокойной Англии мужика? Положим, он потерял друга и нуждается в утешении, но и для моих женских нервов испытание было слишком трудным.

— Я не буду ни о чём вспоминать, если вы сами не напомните мне, — как можно спокойнее ответила я. — Сегодня очень тяжёлый день, а ведь как приятно он начался!

Горбун печально усмехнулся.

— Я хотел пригласить вас завтра на прогулку, — сказал он. — Теперь об этом нечего и думать.

Наверное, только нам, русским, по всякому случаю приходят на ум поговорки. Вот и тогда я сразу подумала, что нет худа без добра. Смерть Мартина была трагедией, но даже она таила в себе маленькое, совсем крошечное добро, потому что совместная прогулка, которую хотел мне предложить Дружинин, откладывалась по независящей от меня и потому неоскорбительной для него причине. А уж против этих прогулок Ларс и Ира предупредили меня достаточно ясно.

Горбун отвернулся и долго смотрел на дверь. Никогда не следует скрывать своих добрых порывов, но мы стыдимся проявлять лучшие свои чувства. Я понимала, что он борется с горем, не давая ему проявиться открыто, при свидетелях. Какие бы тёмные чувства не таились в его душе, но он искренне скорбел о смерти друга, и в моём сердце осталось место только для сострадания, но я стеснялась, боялась, не знала, как выразить сочувствие и молчала.

— Ира очень переживает, — сказала я, чтобы отвлечь его от собственного горя.

— Она быстро утешится, — ответил горбун после некоторого молчания.

— Ларс пишет детективы? — спросила я вовсе не из-за особого желания выяснить этот вопрос, в другое время для меня интересный, но сейчас заслонённый единственным важным событием. Мне хотелось, чтобы горбун заговорил о чём-нибудь постороннем, потому что в любую минуту сюда могли войти и застать его с искажённым судорогой лицом.

— Прежде писал.

— А теперь?

— Перешёл на серьёзные социальные проблемы.

— Он хорошо пишет? — продолжала я расспрашивать, делая вид, что не замечаю сухости тона и нарочито кратких ответов.

— По-разному.

Не так уж важно, что оставшийся без лучшего друга горбун считает меня равнодушным сухарём, но зато вид его приходит в норму и сильные переживания сменяются сдержанностью.

— Ему больше удаются детективы или социальные проблемы?

Я не обиделась на взгляд, брошенный на меня Дружининым, потому что и сама чувствовала на себе неотвязной мухой, которая зудит и зудит, противно и не к месту, не обращая внимания на чужое горе.

— На последнем он терпит поражение.

— Почему же он не вернётся к прежнему жанру?

Горбун не успел ответить, потому что в прихожей кашлянул сам предмет разговора. Сначала я испугалась, что он слышал наши обсуждения его книг, но потом сообразила, что говорили мы тихо, а Ларс не такой человек, чтобы подслушивать, подкравшись к самой двери. К тому же он поддерживал за плечи совсем обессилевшую от слёз Иру.