Скажи мое имя - Амалия Март Страница 59

– Ты очень многое для меня сделал.

– Недостаточно, – поджимает он губы. – Я хочу, чтобы моя дочь снова улыбалась. Но не так, как научили тебя в той бизнес-школе, из которой ты вышла Алисой. А как прежняя Лея.

– Ее уже нет, пап. Я очень старалась сохранить её в себе, но не смогла, не удержала. Ее убило все то, что произошло тогда, – к глазам подкатывают слезы. Снова жалость к себе, а я думала – прошло.

– Надо было убить его, – папа сжимает ладонь в кулак и гневно смотрит на него. – Ты не должна это расхлебывать. Я – должен был. Ещё тогда. Взять дробовик и размозжить его голову.

– У тебя нет дробовика, – усмехаюсь я. Этот разговор у нас не впервой.

– Значит, купить дробовик. Подстеречь возле работы и… – он подносит руки к голове и изображает взрыв. В театральности отцу не откажешь.

– Его ждёт кое-что похуже мозгов на асфальте, пап. Поверь.

Я допиваю последний глоток вина и встаю.

– Звонил Серёгин, – внезапно говорит отец, и я застываю возле стола. Давно не слышно было старого папиного приятеля. – Пригласил на юбилей в субботу. Я думаю съездить.

– А Матвей?

– Возьму его с собой. Он давно напрашивается к тебе, для него это будет целое приключение. Как думаешь?

– Не знаю, – потираю лоб, оценивая все сопутствующие риски от пребывания моего сына в столице. – Подумаю завтра, скажу тебе. Спокойной ночи, пап.

– Сладких снов, одуванчик.

Я по-прежнему дергаюсь от этого ласкового прозвища. Столько раз просила отца не называть себя так, кричала и даже плакала, когда у него вырывалось, и постепенно он забыл это обращение. И вот опять. Спустя столько лет, как эхо, как напоминание, как призыв не сдаваться.

Холодная дрожь по спине лишь распаляет мою решимость. Скоро. Скоро. Совсем скоро.

Глава 30

Александр

Машину немного ведет на мокрой дороге. Стараюсь сосредоточиться на серой извилистой полосе, а не гнаться за локомотивом тягучих мыслей. Сбрасываю скорость при очередном знаке "населенный пункт", чтоб не нарваться на штрафы, которые я всегда забываю оплатить, и включаю радио.

Словно насмешка судьбы, на первой станции звучит сплошная раздражающая болтовня. Переключаю волну в надежде на легкий релакс, но судьба или программа вещания выходного дня категорически против. На очередном шедевре отечественного производства уши начинает кровоточить, и я раздраженно вырубаю магнитолу.

Салон вновь наполняется приглушенным звуком трения шин о дорожное покрытие и проносящихся по встречке автомобилей. Нервно стучу пальцами по рулю от невыносимости этих минут. До пункта назначения всего ничего, но творящийся в душе хаос не дает расслабиться и вдохнуть полной грудью. Легкие сжимает в тиски – не продохнуть. Голова скована обручем горячей боли, тянущейся от затылка к вискам.

Смотрю на горизонт – темно-серый, тяжёлый – и вновь погружаюсь в невеселые думы. Черные пятна пляшут перед глазами хороводом размытых силуэтов, тягостное молчание ложится грузом на плечи и гнет к земле. Но хуже всего – запах смерти, заполняющий ноздри до головокружения.

Возвращаюсь в реальность, уловив периферийным зрением яркие пятна вдоль дороги. Сворачиваю на обочину и выхожу под мелкий накрапывающий дождь. Небольшая перебежка через две полосы, и я молчаливо рассматриваю ряд пластиковых цветов перед собой. Женщина напротив не давит на меня, как это бывает обычно, а терпеливо ждет, когда я приму решение. Не знаю, что она читает на моем лице, но даже когда я протягиваю ей две помятых купюры взамен на небольшую корзинку с белыми лилиями, она не произносит ни звука.

Остаток дороги до кладбища проходит незаметно. Я паркуюсь перед воротами и долгий путь до пятнадцатого ряда преодолеваю пешком. Дорогие ботинки тонут в рыхлой земле, обрастая комьями налипшей грязи, но мне откровенно плевать. Самое страшное сегодня – видеть профиль отца на каменной черной плите напротив. Могила выглядит аккуратной и ухоженной, в отличие от многих на моем пути, не зря я плачу деньги специальной службе: плитка, устилающая небольшой участок, вычищена от листьев и песка, старые выцветшие букеты убраны, ограда свежевыкрашена.

Ставлю маленькую корзинку с лилиями на постамент и зажигаю лампаду заготовленными спичками. Сегодня нам с отцом предстоит долгий безмолвный разговор, как и всегда в этот день.

Пять лет назад.

– Сын! – отец хлопает меня по плечу, едва я переступаю порог родного дома. – Сегодня ты припозднился, мы тебя с утра ждали.

– Да, решил отоспаться в кое-то веки.

Наши скупые мужские рукопожатия быстро переходят в крепкие объятия. Я улыбаюсь отцу: открыто и искренне, очень скучал.

– С днём рождения. Пошли, Сань, покажу тебе кой-чего.

Мы проходим в его мастерскую, и я сразу же открываю рот от изумления. На потолке красуется огромная фреска с изображением пышнотелых женщин в развивающихся одеждах, наподобие работ Боттичелли. Изумленно оглядываю стремянку и постамент с шпаклевкой, порошками красок и измазанными кистями.

– Как ты вообще до такого дошел? – спрашиваю отца.

– Калугин, что в пяти домах от нас живёт, заявил, что желает раскрасить своды своего крытого бассейна фреской с "Рождением Венеры", представляешь? И, говорит, любые деньги, Яковлев, отдам, только сделай, чтоб все ахнули. Пижон престарелый. Тренируюсь вот. Это тебе не на стене цветочки малевать для его куклы домашней. Тут техника нужна.

– Ну, поздравляю, отец, это новый уровень! Тебя веке так в пятнадцатом с руками и ногами оторвали бы.

– Четвертовали бы, ты хотел сказать? Как еретика? – смеётся отец. – Ты ж приглядись, я Мадонне цацки современные навесил, а вместо младенца у нее ковер в руках.

– Так это Мадонна? – смеюсь я. – Интересный подход!

– Ты ж знаешь, срисовывать под копирку это не мое. Нет в этом изюма!

Мы стоим, задрав голову, и в тишине разглядываем каждый свое: отец наличие предстоящей работы, я – уже готовый результат.

– И как ты справляешься, у меня от двух минут шея затекла.

– Шея это что! Вот спина отваливается после пары таких часов, и рука немеет. Почему-то левая. Но оно того стоит, скажи?

– Отец, это не шутки. Тебе уже не двадцать, – говорю строго, потому что переживаю за его здоровье, всё-таки работа с красками на протяжении стольких лет может здорово сказаться на организме.

– И тридцатилетний сын лучшее тому напоминание! – хохочет он в ответ. – Слушай, я еще ого-го, внуков точно дождусь! Кстати, как там, на горизонте не маячит это дело? А то хотелось