Диана Машкова - Женщина из прошлого Страница 59

Был в их камере человек, который, поругавшись по пьяному делу с приятелем, запустил в него банкой пива, а попал в портрет короля. Несчастного парня, поначалу даже не понимавшего, что происходит, приговорили к двадцати годам заключения. Одного взгляда на изможденного юношу было достаточно, чтобы понять – он отсюда уже не выйдет. Несколько дней просидел с ними бок о бок и другой незадачливый турист, который по незнанию расплатился на пляже долларовой купюрой. По закону Таиланда все денежные операции должны производиться исключительно в батах. К счастью, у мужчины оказались хорошие друзья – выручили.

Михаил Вячеславович не уставал удивляться тайским законам, незнание которых отнюдь не спасало доверчивых фарангов, понаехавших со всего света в экзотическое королевство, от переломанных судеб. В то время как в стране процветал секс-туризм, проституция, оказывается, была запрещена королем, неосведомленный человек мог попасть в тюрьму только за то, что вошел в храм в одежде без рукавов или в шортах. Оскорбление буддийской святыни!

Рядом с матерыми преступниками сплошь и рядом сидели самые обычные люди, которые по неосторожности или неудачному стечению обстоятельств были брошены за решетку. Одинаковая для всех – животная и унизительная – жизнь в тюрьме могла прерваться в любой момент. И никто ничего не умел с этим сделать. Фадеев мучился, изводил себя внутренним бунтом против системы и понимал, что и он, как каждый здесь, абсолютно бессилен.

Один день был похож на другой, как две капли воды. Утром всех заключенных выгоняли на процедуры: выводили во внутренний двор, к резервуару, наполненному мутной водой. Хочешь – стирай одежду, которая за ночь насквозь пропитывалась потом, хочешь – мойся, черпая воду грязными плошками. Фадеев каждый раз представлял себе, сколько заразы скопилось в этой воде, и ограничивался стиркой. Высушивал тряпки на солнце и снова в них облачался. Умывался водой для питья, как советовал профессор, но ее катастрофически не хватало на сутки. После «омовений» часть людей возвращались в камеру, часть оправлялись на работу в подсобные помещения тюрьмы.

Очень скоро Фадеев знал все негласные законы существования в Клонг Прайм не хуже самого профессора. И чем глубже он понимал всю абсурдность правящей здесь системы, тем беспомощней становился.

Время шло по кругу, «вчера» ничем не отличалось от «завтра», Клонг Прайм одерживал верх. Вестей от Даши по-прежнему не было.

Только несколько часов за все эти дни выбились из заведенного графика – утро, в которое умер Эндрю. Фадеев всю ночь прислушивался к его свистящему хрипу, а на рассвете англичанин просто перестал стонать на своей циновке, и все.

Михаил Вячеславович вскочил, поднял шум, прибежал заспанный надзиратель и хотел упечь нарушившего порядок фаранга в карцер, но, увидев в камере труп, и сам немного остыл. Даже бросил испуганный взгляд – наверное, был из новеньких. Привезли ржавую тележку и погрузили на нее Эндрю. Протяжно скрипя колесами, тележка для мусора увозила по длинному коридору то, что еще несколько часов назад было живым человеком.

С уходом англичанина у Фадеева не осталось сомнений – Клонг Прайм победит. Немая молитва «выжить» потеряла для него прежний смысл, и теперь он сидел молчаливый, безучастный ко всему, сжавшись в тугой комок. Оказалось, что Эндрю, который выглядел на все шестьдесят, было всего тридцать восемь. На двенадцать лет меньше, чем ему самому! И сгорел он за каких-нибудь пару месяцев из-за ран, полученных от кандалов.

Жизнь человека в Клонг Прайм не стоила ничего, а смысл ее даже нечем было измерить. Что останется после Эндрю? Абсолютная пустота. Может быть, недолгая память брошенных в Англии жены и детей, которые постараются быстрее о нем забыть, и правильно сделают. Что останется после Фадеева? Все то же самое. Возможно, еще чьи-то недолгие размышления об ошибках и достижениях, которые он за свою жизнь совершил. Но это быстро пройдет, о нем точно так же забудут. Какое значение имеют мелочи и нюансы, из которых сплетена человеческая судьба? После него так же, как после Эндрю, придет пустота.

Сидя в бетонном мешке тайской тюрьмы, обливаясь потом и зажмурив глаза, чтобы не видеть измученных лиц сокамерников, Михаил Вячеславович принял важное для себя решение. Если удастся ему выжить, освободиться из стен Клонг Прайм, пострадает из-за него репутация компании или нет, а из компании он уйдет. Все равно, как ни старайся, шила в мешке не утаишь – что-нибудь да просочится в Москву, обрастет невероятными слухами.

Фадеев, руководитель, на которого все молились, вдруг отчетливо понял, что его время прошло. Честно надо признать: сдулся за последнее время, как мыльный пузырь, – ни одной новой идеи. Поначалу, когда компания была молодой, стремился, горел! Надо было наладить работу – наладил, сказали, лучших пилотов набрать – набрал. Титул самого безопасного перевозчика получили. А потом такая рутина тоскливая началась, что хоть волком вой. Ему было важно помочь юному организму обрести жизнь, встать на крыло, а теперь он не нужен. За двадцать лет окрепло предприятие. Фадеев там ни к чему. Да и в целом, честное слово, глупо всю жизнь, с его-то знаниями и опытом, посвящать суете, а не созданию нового.

Правильно Ильюшин говорил – время начальника отдано прежде всего подчиненным, а уж что осталось – на собственные достижения. Жаль только, что у него все эти годы на собственные достижения совсем ни минуты не было. Кроме хорошего коллектива, и говорить-то не о чем.

Но ведь грезил он всю жизнь об авиации, а не о руководительском кресле! Может, для кого-то это и было пределом мечтаний – должность высокая, полномочия. Серьезный, как говорится, удельный вес. Возможности финансовые, достаток в семье. Но, на его вкус, недостаточно настоящему мужику протирать задом начальственное кресло: что-то он должен в этой жизни создать! Чтобы и через сто, и через двести лет коллеги по цеху его добрым словом вспомнили. А статус, должность – все это неважно.

Фадеев почувствовал, как от принятого решения – отказаться от прежней жизни – ему стало легче. И всем своим существом сконцентрировался на размышлениях о будущем. Не надо думать о сегодняшнем дне, пусть пройдет, словно страшный сон, истает, как старый снег. Наступит завтра, и к нему надо готовиться.

Он должен, пока еще силы остались, сделать самое главное – то, ради чего пришел в этот мир. После человека на земле остается либо память, либо ничего. Не в его, Фадеева, правилах оставлять после себя пустоту! Есть у него главная цель, есть мечта, и нельзя ею пренебречь. Дальше время оттягивать некуда – жизнь хрупкая штука, оборваться может в любой момент, – а тех достижений, которые есть, ему самому мало. Мало в одной отдельной компании систему создать, когда волнует судьба всей авиации России! Не взяться за дело сейчас, и все, чем Фадеев приучен был с детства гордиться, бесславно умрет.