Майкл Корда - Идеальная пара Страница 59

Тем не менее – и почти без помощи Робби! – Фелисия нашла ключ к тому, как заставить себя, уж если не публику, поверить в леди Макбет. Она играла ее с затаенным раздражением неудовлетворенной женщины. Когда у нее возникали сомнения, она вспоминала, с каким выражением Натали Брукс часто смотрела на Рэнди, когда думала, что никто этого не видит, и все сразу же вставало на место. Фелисия не могла не видеть, что ей удалось заставить Робби так нервничать, что в одном месте он даже начал заикаться.

Она повернулась в ту сторону, откуда в любой момент должен был появиться Робби, и заметила Пентекоста, сидящего в тени в дальнем конце первого ряда с книгой в руках – и тут же забыла свою следующую реплику.

– Что, черт возьми, он здесь делает? – прикрыв глаза рукой от яркого света, закричала она.

Из тени позади декораций, изображавших стены замка, раздался приглушенный звук, в котором она расслышала сдержанное проклятие. Появился Робби, неузнаваемый из-за длинной бороды, густых бровей и богато украшенного шлема.

– Ради Бога, Лисия, продолжай. «Вход жалости закройте…»

– Может быть, ты не слышал меня, Робби? Что этот паршивый мальчишка делает здесь, шпионит за мной? И как он смеет читать книгу?

– Гиллам не читает книгу. Он следит вместо меня по тексту пьесы.

– Прогони его!

Робби быстро вышел к стенам замка, будто спасался от врагов, и приблизился к тому месту, где стояла Фелисия.

– Гиллам, – мягко сказал он, – будь другом – исчезни. – Он сердито посмотрел на Лисию. – Он только пытается помочь.

– Благодарю. Я не нуждаюсь в его помощи.

– Ты, может быть, и нет, но я нуждаюсь. Я не могу находиться в двух местах одновременно.

– Я не хочу, чтобы мою игру оценивал этот неопытный мистер Пентекост.

– Он ничего не оценивает. Он суфлирует.

– Либо он, либо я, Робби. Выход только один. – Она знала, что поступает неразумно, но ей было все равно. Она понимала, что она прислушивается к голосу разума не больше, чем леди Макбет. Она стала леди Макбет, и проблема была уже не в том, как сыграть ее, а как остановиться. У нее была злость на Робби и в реальной жизни и по роли.

Она резко повернулась на каблуках, поднялась на стену замка, дождалась, пока прожектор осветит ее, и начала сначала; ее голос звучал победно – истинный голос леди Макбет, – заполняя собой зал. Потом она сбежала вниз к тому месту, откуда должен был появиться Робби, увидела его за кулисами и, поддавшись внезапному порыву, бросилась к нему.

Прежде чем он успел произнести: «Любовь моя, Дункан приедет к ночи»,[65] она спрыгнула с края декорации и протянула руки, чтобы обнять его, застав врасплох. Ничего страшного не случилось бы, но в этот момент луч прожектора ушел в сторону, оставив их обоих в полной темноте. Фелисия оступилась, упала на колени и на слове «Дункан» увлекла Робби за собой на пол. Он вскрикнул от боли, и его шлем с шумом покатился по сцене.

На мгновение ей показалось, что повторился несчастный случай как на «Ромео и Джульетте», но Робби все-таки встал, ощупывая свои кости.

– Ничего не сломано, – сказал он. – По крайней мере, хоть в этом повезло.

– Может быть, ты поможешь мне встать!

Он протянул ей руку. Фелисия подумала, что сейчас он обнимет ее и рассмеется, как раньше, но как только она была на ногах, он отвернулся и пошел за своим шлемом. Потом он холодно посмотрел на нее из-за кулис и крикнул:

– Начнем сначала?

Только когда она, проклиная свою судьбу, осветителей и его, вновь поднялась на стену замка, до нее дошло, что Робби, должно быть, решил, что она пьяна.

И она знала, кого ей надо за это благодарить!

Фелисия давно перестала бояться дня премьеры (чего нельзя было сказать о Робби), тем более в таком совершенно нешикарном месте, как Манчестер военного времени.

«Что в воздухе я вижу пред собою? Кинжал!» Из-за кулис она видела, как Робби, спотыкаясь в темноте, идет за светящимся кинжалом, который на мгновение повисает в воздухе перед ним, а потом внезапно смещается в сторону так, что ослепляет его. Она испытывала некое мрачное удовлетворение, видя как он неуверенно поднимается по крутым ступеням как человек, который пытается поймать бабочку руками.

Фелисия предвидела, что освещение и спецэффекты могут стать причиной провала, и она была права. В любой момент можно было ждать самого ужасного звука на представлении трагедии – хихиканья или сдавленного смеха.

Своим талантом актера, выразительностью взгляда Робби мог заставить публику хоть ненадолго хранить молчание. Но со своего места Фелисия видела, как на его лице появилось выражение ужаса, когда он понял, что поднимается по невероятно узким ступеням в полной темноте, глядя на сверкающий кинжал, который раскачивался у него перед глазами. В любой момент он мог оступиться и с грохотом покатиться по лестнице вниз на сцену.

Так ему и надо! – сказала она по себя. Любой, кто играл в театре, знал, что нет ничего опаснее темной сцены, особенно когда луч прожектора светит тебе прямо в лицо и ослепляет. Робби сам поставил мизансцену, где и то и другое было практически неизбежно. Уж он-то должен был предвидеть опасность.

Фелисия поплотнее завернулась в наброшенную на плечи шаль: после Калифорнии она все время страдала от холода и сырости английской погоды. Робби наконец добрался до верхней ступеньки лестницы и остановился на узкой платформе, которая для зрителей должна была изображать лестничную площадку. Здесь мерцающий кинжал в конце концов поднялся вверх и исчез, и Робби смог вынуть свое настоящее оружие.

Это был прекрасный монолог – не из тех, что старые театралы знают наизусть, так что со сцены иногда можно услышать, как они бормочут слова, – но достаточно живой, чтобы у Робби был отличный шанс привлечь внимание публики еще до того, как начнет разворачиваться настоящее действие пьесы. Фелисия знала, как это было важно, и она также видела, что у него что-то не ладилось. Его Макбет почему-то пока казался менее значительным, чем на репетициях. Она услышала осторожное покашливание за спиной и, оглянувшись, увидела Тоби Идена, который смотрел в зал у нее из-за плеча.

– Полный зал, – шепотом сказал он. – И никто не заснул!

Фелисия почувствовала исходивший от него запах джина, хотя на вид он был абсолютно трезвым. Конечно, по Тоби Идену никогда невозможно было что-либо заметить – это она знала. Он играл Банко с такой мрачной важностью, что создавалось впечатление, будто он был епископом, а не закаленным в боях солдатом, но он вполне мог в последний момент передумать и изменить характер роли.

– Он какой-то тихий, – шепнула в ответ Фелисия.

Тоби вытаращил на нее глаза.