Михаил Берсенев - Полюбить раздолбая Страница 59

— Я‑то как раз вполне страстная девушка, мама. А муж — чурбан бесчувственный. Нравится ли ему со мной любовью заниматься, или не нравится, его не поймешь.

— Дак ты, доченька, о том прямо его и спроси. Так мол и так, отвечай: дарит ли мое девичье обнаженное тело тебе восторг или нет? Так и спроси.

— Да чего спрашивать — то! Он даже во время занятий любовью не обо мне думает, не о моем теле, а состоянии своих финансовых счетов. Как — то раз в самый момент я неожиданного его спросила: «- Милый! Ты, в конце концов, о чем сейчас думаешь?» Представь, мама: в спальне полумрак, от меня великолепным маслом косметическим с ароматом лесных ягод пахнет. В общем, я как свежая ягодка земляники в летнем лесу. Время — ночь почти. Рабочий день давно уже у обоих закончился. А он, мне знаешь, что отвечает? На автомате так?

— Ну, наверное, отвечает «-какая же ты у меня обворожительная!».

— Ага! Держи карман шире. Он мне вопросом отвечает: «-Ты не помнишь, какую процентную ставку мы платим по кредиту Талан — Банка?»

— И какой же процент? — мама Анжелы пребывала в игривом настроении.

— Мама! — сурово буркнула журналистка.

— Прости, дочка! Это действительно возмутительно.

— А мне как обидно, представляешь?! Во время интимной близости, когда тело должно быть к телу, а душа к душе, он думает о кредитах! Вот какое, скажи мне на милость, сексуальное удовольствие можно получить от кредита?

Анжела при этих словах приподняла плечи в изумлении. Мама втянула воздух в ноздри с шумом и выдвинула шаткое возражение:

— Не скажи, доченька. Между кредитом и оргазмом тоже есть нечто общее!

— И чего же?

— Кредит, особенно безвозмездный и крупный, несет человеку удовлетворение. Оргазм — тоже. Чем он крупнее — тем лучшее…

Анжела перебила родителя взмахом ладони.

— Бросьте вы это, мама. Наши кредиты кабальны, и не могут нести удовлетворения. Так, что мужу не до меня, мама. Ему нет особого дела даже до моего тела. И уж тем более, ему нет никакого дела до моей души. Он меня не понимает, мама.

— Ну, а что такого, доченька? Можно и его понять! Какое уж тут дело до души, когда в стране такие высокие процентные ставки по кредитам!

— Мам! Хватит ёрничать, — как — то устало попросила Анжела.

Лидия Игоревна взглянула в глаза дочери.

— Не буду больше, милая, — сглотнула комок в горле женщина. — Не буду. Мне просто хотелось тебя попробовать взбодрить. Может, рассмешить, если удастся. А то получается, что совсем невесело как — то у тебя с Германом жизнь течет.

— Невесело, мама, — с горечью в голосе ответила Анжела.

— Но он хотя бы тебе верен, наверное. А это дорогого стоит! Пусть ты его окрестила скучным механическим истуканом, но тут кроется и плюс: такой холодный и бесчувственный экземпляр не будет, как блоха, скакать из одной постели в другую с разными женщинами. Он же чурбан, как ты его характеризуешь! Так, что ищи во всем хорошее. Черствый мужик — это же, считай, сухарик. Лежит себе в пакетике, не портится, не плесневеет. А возникло желание его куснуть, отведать, так окуни в сладкий чай или кефир, и вот сухарь делается мягким, податливым, размокшим. Такому и сторонние женщины не нужны, ведь верно?

Анжела взглянула на мать, как на инопланетянина и внутренне поразилась: «-Вот удивительный человек, моя мама! Сколько лет ей уже, а все сохраняет удивительно наивные представления о мужчинах».

Анжела улыбнулась несколько криво предположению, что Герман верен ей, так как он «сухарь». Этот «сухарь» отличается твердостью в вопросах бизнеса и по отношению к жене, а вот при виде смазливой девочки размягчался на раз. В памяти Анжела вернулась к той едва одетой проститутке, что была с ним на даче. Анжела застала их врасплох, но сей факт нисколько не смутил ни мужа, ни девицу легкого поведения. Тогда Анжела поднялась в спальню и некоторое время наблюдала, как муж кувыркался в их постели с другой. Затем она громко хлопнула в ладоши. Обнаженная задница ее законного супруга перестала колыхаться меж пары белых девичьих ног. Девица от неожиданности громко пустила газы. От созерцания всего этого омерзения Анжелу едва не стошнило. Прикрывая рот рукой, она ринулась вниз, к санузлу. Потом, после, она сидела на первом этаже обессиленная в широком кожаном кресле.

Мимо простучали каблучки. Чужая женщина, что только что была с Германом, покидала дом. Анжела не хотела ни знать, ни видеть ее, ей было неинтересно как ее зовут и сколько ей лет. Ей было все равно, как выглядит соперница. Она хотела так думать, но властное женское любопытство взяло верх: ее взгляд стрельнул в направлении стука каблучков. Девица оказалась низкорослой, в неизменной для их профессии мини юбке. В чертах лица ее жило нечто от предков — степняков. Несильно раскосые глаза глядели на Анжелу насмешливо. Часто проститутки презирают жен своих клиентов. Конечно, ни самим женам (если случилась нежданная встреча), ни тем более клиенту, они об этом не говорят.

Раскосая представительница древнейшей профессии на сей раз насмешливо смотрела на телеведущую и вдруг издевательски помахала ей крошечной ладошкой. Анжела изогнулась кошкой, яростно зашипела и прогремела:

— Вот отсюда, шалава! Вон из моего дома!

Каблуки более поспешно застучали в направлении парадного входа дома. Девица, похоже, нисколечко не обиделась на «шалаву». Наверное, нечто подобное ей приходилось слышать ни раз, и ни два. После ее ухода липкая тишина как бы застыла в доме. Только что в этих стенах кипела сексуальная жизнь, а теперь все успокоилось. Как будто жидкая масса, из которой кондитеры сварили мармелад, начинает загустевать и делаться липкой. Нечаянно муха может попасть массу, и тогда она как бы окаменевает в конечной сладости — кусочке мармелада.

Так же тогда и замерло — застыло сердце Анжелы. Перед лицом явного предательства мужа она почему — то почувствовала себя идиоткой. В тот день что — то умерло в ней по отношению к Герману. Что — то светлое и доброе. Умерла некая вера в семейный очаг как феномен человеческого жития.

ГЛАВА 21

Как — то в пансионате, где отдыхала Анжела, в ее же номере собрались несколько женщин самых разных возрастов. Чаевничали. Активно добавляли себе либо в чай, а кто — то в кофе, коньяк. Зашел разговор о человеческом везении. Пытались решить вопрос, от чего зависит прихоть столь капризной дамы под называнием фортуна. Либо от собственных усилий человека, либо от удачного стечения обстоятельств или от всего вместе взятого.

Катерина Акимова, сотрудница одного из перерабатывающих предприятий Сахалина, женщина средних лет с утиным лицом вещала: