Дэни Коллинз - Пикантная история Страница 6

– Я готов согласиться с вами, мисс Келли, если только вы не добились этого собеседования через постель.

Бартон Энгсли, исполнительный директор, управляющий лондонским филиалом, дал ей блестящие рекомендации и настаивал, чтобы Цезарь рассмотрел ее кандидатуру на должность личной помощницы.

Несмотря на ее высокую квалификацию, это был огромный шаг в зарплате и в ответственности.

– Я не сплю ради карьеры ни с кем, сеньор Монтеро. Мне не нужно это делать, – отвергла его предположение Сорча, не моргнув глазом.

Он вынужден был признать, что она проявляет твердость даже под давлением.

– Энгсли берет длительный отпуск из-за тяжелого развода. Причина банальная – неверность. Мисс Келли, вы пригрозили, что поведаете его жене детали? Поэтому он так хочет отослать вас в Испанию?

– Я никогда не сплетничаю о своих работодателях. – Ее лицо превратилось в маску. – Вы узнали о его разводе, только когда он попросил у вас отпуск и предложил провести со мной собеседование. Если вы помните, он сказал, что бракоразводный процесс продлится почти год. Я была в кабинете, когда он говорил с вами, иначе я не повторила бы это.

Возможно, она прикрывала измены Энгсли. Наверное, поэтому он был так настойчив, рекомендуя ее. Или она прикрывала его служебные махинации? Однако Цезарь вспомнил, как обсуждал с отцом, кем можно заменить Энгсли. Хавьеро отметил, что работа исполнительного директора была безупречной, несмотря на проблемы в личной жизни.

Цезарь закончил собеседование, заверив Сорчу, что он рассмотрит ее кандидатуру. Это была ложь. У него не было намерения нанимать ее. Однако соискатели-мужчины не смогли его впечатлить, и он вернулся к ней. Но Сорча относилась к тому типу женщин, который нравился Цезарю, а он не мог отвлекаться на сексуально привлекательную помощницу, поскольку недавно занял пост, к которому стремился всю жизнь.

Когда подошло время принимать окончательное решение, Цезарь позвонил Энгсли. Он узнал, что Сорча спасла последний проект Энгсли, уложившись в оговоренные сроки и сохранив фирме миллионы. И она решила уволиться, как только осознала, что Энгсли пользовался ею, чтобы скрыть свою связь на стороне.

Через несколько минут Цезарь уже набирал ее номер.

– Вас попросили остаться, чтобы помочь человеку, который заменит Энгсли, однако вы все равно собираетесь уволиться. Честно говоря, я ожидал большей преданности от сотрудника, желающего взобраться выше по нашей корпоративной лестнице.

Последовала пауза, затем Сорча сказала:

– Заплатите мне столько, сколько зарабатывает человек на этой должности, и я буду счастлива показать заместителю Энгсли, как делать его работу. Честно говоря, я рассчитывала, что мою кандидатуру тоже рассмотрят, несмотря на то что я женщина.

Четко, компетентно. Прекрасно!

– Пять лет, никакого секса, – услышал себя Цезарь.

– Не с вами, – подтвердила она.

– Вы недооцениваете объем работы, если думаете, что у вас останется время для секса с кем-либо, мисс Келли. Будьте здесь в понедельник.

Цезарь умел держать руки при себе. Между ними ничего не будет.

Чье-то прикосновение к щеке прервало сон Сорчи. Она потянулась к лицу и наткнулась на теплую ладонь, которая отодвинулась, когда она открыла глаза.

Цезарь!

Ей показалось, что она падает. Падает в пропасть.

Он не сводил с нее своих аквамариновых глаз.

Сорча фантазировала, что их встреча произойдет на рассвете, будут петь ангелы и распускаться цветы. Ничего этого не было.

О, но она была счастлива видеть, что он поправился и выглядит как никогда хорошо. Ей захотелось улыбнуться.

Цезарь Монтеро не годился на роль героя романтических сказок. Он скорее ассоциировался с громовыми раскатами и сверканием молнии. Широкой лоб и темные брови нависали над аквамариновыми глазами. На его щеках была обычная щетина, а его губы… Они навевали мысли о поцелуях.

Секс. О, этот мужчина источал секс.

Привлекательность Цезаря ударила по ее нервам, пробежала по жилам. Это было гораздо легче переносить, когда она не знала его запаха и вкуса. Перед ее мысленным взором предстали волосы на его груди, полоской спускающиеся вниз, к гордо восставшему естеству, когда он нависал над ней.

Его сильные руки сжали ее, и он ворвался внутрь.

– Сорча.

Его голос напомнил о пережитом наслаждении.

«Я не готова к этому!»

Она взглянула на Цезаря из-под полуопущенных ресниц и тут же вспомнила, как он поцеловал ее, а она прижалась к его обнаженному телу и уснула.

Сорча зажмурилась, повторяя про себя, что она уснула в Валенсии, что сон был долгим, и теперь она просыпается.

Она открыла глаза. Взгляд, устремленный на нее, был стальным, лишенным юмора или тепла. Челюсти Цезаря были сжаты.

– Здравствуйте, Цезарь, – сумела она произнести хриплым от сна и эмоций голосом. – Рада видеть, что вы поправились.

– Почему вы уволились до того, как истек срок вашего контракта? – перешел он в атаку.

– Я перечислила свои доводы, и вы с ними согласились, – сказала она, потянувшись к кнопке, чтобы приподнять изголовье кровати. – Вы в самом деле не помните ту неделю?

Лицо Цезаря стало непроницаемым. Она провела три года, завоевывая его доверие, и не привыкла к такому отношению.

– Не помню.

Сорча поняла, что ему это ненавистно.

Она не знала, следует ли ей вздохнуть с облегчением или почувствовать себя уничтоженной. Мысль о том, что Цезарь помнил их близость, но не потрудился позвонить, мучила ее, когда ей было особенно плохо. То, что он ничего не помнил, в некоторой степени обеляло его. Но, значит, их занятия любовью сохранились только в ее воспоминаниях.

И вот теперь, встретившись с ним, Сорча не знала, что сказать.

– Итак, вы поправились?

– Полностью. Так какова причина вашего увольнения? – резко спросил Цезарь, словно его терпение испытывали слишком долго. – Ваша беременность? При чем здесь я? Я не акушерка, но прошло восемь месяцев со дня аварии, а не девять. Вы встречались с художником. Это его ребенок?

Три свидания состоялись почти два года назад, а он все еще не забыл о них?

– Роды были преждевременные. – Сорча подвигалась, чтобы облегчить боль. Боль была вызвана реакцией Цезаря, а не недавней операцией.

Ситуация складывалась невероятная. Ей приходилось не только убеждать мужчину в том, что он стал отцом, но и доказывать, что у них был секс, в результате которого на свет появился их сын.

– Я объяснила причину моего ухода, и потом мы… хм… мы переспали. Вы правда не помните тот день?

Цезарь стоял скрестив руки на груди, не сводя с нее глаз.

– Нет.

Он смотрел на нее, словно ждал, что она поделится с ним деталями того дня. Щеки Сорчи порозовели. Смесь возмущения и привычной робости сжигала ее.

Она взглянула на часы. Медсестра сказала, что разбудит ее, когда Энрике нужно будет кормить, но это должно происходить не чаще чем раз в четыре часа. Прошло уже три.

– Когда я согласилась проработать у тебя пять лет. – От волнения она не заметила, что обращается к нему, как прежде. – Я не знала, что ты собираешься жениться.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, как я объяснила тебе.

О, тот день был горько-сладостным. Он начался с традиционных бокалов шампанского по случаю завершения проекта. Сорча любила такие моменты, когда между ними мог завязаться искренний разговор. Она ощущала близость к Цезарю, чувствовала, что он ценит ее.

Он откашлялся.

– Одним из условий того, что ты займешь место своего отца, была женитьба на женщине, которую выберут для тебя родители. Когда ты нанял меня, я не преполагала, что твое обручение состоится до истечения срока моего контракта.

– Значит, все дело в моей помолвке. Ты решила расстроить ее?

– Нет!

– Тем не менее ты заявила, что я отец твоего ребенка. Ладно, продолжай.

«Жалко, что он утратил память, а не привычку требовать, чтобы его время не тратили понапрасну», – подумала она.

Ноздри его трепетали. Цезарь никогда не терял власть над собой, однако его сдерживаемый гнев был еще хуже. Сорча хорошо изучила своего босса. Она знала, как он ненавидит вероломство. Она скрывала от него свою беременность в целях самосохранения, но сейчас не видела способа объяснить ему это.

– Жена – не очередная подружка. – Сорча облизнула губы и заметила, что его острый взгляд проследил за этим. – Я хотела работать на тебя, а не на нее.

Конец ознакомительного фрагмента.