Неправильная училка (СИ) - Гром Елена Страница 6

Голова после его рук до сих пор болит.

Я закрываю вкладку. Буду решать проблемы по мере их поступления. Уже хочу спать лечь пораньше перед завтрашними занятиями, но лезу в сеть, довольно быстро находя аккаунт Платона Распутина. И кто бы мне ответил, зачем. Словно просмотр его полуголых фоток с самими разными девушками, даст мне понять его психологию. Словно увеличение тех мест, где видны его мышцы, может мне помочь с ним справиться. Хотя спору нет, над своими телом он работает лучше, чем над манерами. Чего только кубики эти стоят, а руки с реками вен, по каждой из которых хочется провести языком, понять, какая на вкус его кожа, потому что его естественный запах сильно волнует. Наверное, не было еще девушки, которая бы ответила отказом на его предложение провести вместе время. Таким, как он, не отказывают. И он это прекрасно знает, пользуясь спокойно и своей внешностью, и положением. Не уважая никого. Он считает, что выше всех и вся в этом мире, а тут я, как раздражающая муха. Ему ничего не стоит прихлопнуть меня. Но вот только мухи умеют кусаться. Очень и очень больно.

Глава 7.

Следующие несколько недель я дышала вполне себе спокойно. Давала ребятам новый материал, довольно ловко маневрируя острыми темами взрослого кино и учебным материалом, отбивалась от назойливого внимания студентов, которых мой внешний вид скорее заставлял издеваться только сильнее. Мои мысли подтвердил и Чернов, как-то подвозив меня после работы.

— Мне кажется, вы своими внешним видом только провоцируете студентов на шуточки. Ничего плохого не хочу сказать, но вам же самой некомфортно в этом старческом одеянии. И оно явно не помогает избежать внимания. Более того, привлекает лишнее. Многие считают, что вам есть, что скрывать, — мы стояли на светофоре в пробке. Было еще светло и Чернову было по пути. Я не стала отказываться доехать до дома с комфортом, а не толкаться в метро в пятницу.

Сердце стучит сильнее, в голове хаос, рожденный страхом, что однажды все вскроется.

— Но вы сами говорили, что стоит одеваться скромнее и не улыбаться..

— Да, я помню, — он вдруг неловко засмеялся. — Если честно, вы только не обижайтесь, просто я спроецировал на вас собственные фантазии.

Я поджала губы, ожидая продолжения.

— Вы понравились мне, и в чем бы вы не были одеты, все равно будет казаться мне чересчур откровенным, а ваша улыбка-сексуальной.

— Я даже не знаю, как реагировать.

— Поцеловаться? — смеется он, а я только глаза шире делаю. — Шучу я, шучу. У меня давно девушка появилась. Но в тот момент я был давно один, а тут вы.

— Виктор Сергеевич.

— В общем, я это к тому, что одевайтесь, как вам комфортно. Без перегибов я бы сказал.

Я даже улыбнулась его словам. Если честно, меня и самой начали напрягать эти длинные юбки и блузки в шею. Порой смешки студентов были и из-за внешнего вида. Было бы неплохо показать им, какой я могу быть училкой.

Я подняла взгляд и заметила торговый центр, где есть пару дешёвых отделов одежды.

— Остановите здесь, я пройдусь по магазинам.

— О, вот это я понимаю разговор. Да и новый год скоро, пора себя порадовать. Как, кстати, дела с сынишкой.

— Защита в марте, я очень надеюсь, что мне его отдадут, как только я стану доктором иностранных наук.

— Обязательно напишу на вас рекомендацию. У вас все должно получиться. И ваше прошлое не должно влиять на настоящее и будущее.

Я настолько растрогалась, что потянулась к Чернову и крепко его обняла.

— Спасибо, что вы меня поддерживаете, для меня это очень важно.

В этот момент в окно машины стучат, и мы видим парня в шапке и его дьявольскую белозубую улыбку.

Чернов тут же тушуется, открывает окно. Я уже и забыла про Распутина. Более того, надеялась его больше никогда не увидеть. Он словно забыл про существование вуза.

— Какие люди, Виктор Сергеевич. У вас странные вкусы. Или тянет на бревна?

Я не стала это слушать, пусть разбирается сам.

— Спасибо, что подвезли.

— Подвезли, да ладно, можешь не лукавить.

Распутин, я действительно подвозил Аврору Михайловну, слышу за собой. А ты бы вместо того, чтобы шататься, пошел бы готовиться.

Я застыла, сжимая кулаки слишком сильно. Нет, нет, молчите.

Ну так у тебя завтра экзамен по немецкому. У Авроры Михайловны.

— Да что вы говорите. А во сколько сее замечательное событие. Ни за что не пропущу.

Я просто пошла дальше, не поддавалась желанию посмотреть ему в лицо. Я привыкла смотреть на картинки, которые он выставляет в сети. Там он улыбается и часто представляется мне счастливым. Нормальным. И картинка Платона Распутина нравится мне гораздо больше, чем он сам.

В магазине я таки покупаю себе новую рубашку и юбку, а еще поддаюсь желанию и беру новое нижнее белье. Красивое, с кружевами, которое не носила уже три года. С тез самых пор, как приехала в Россию. С тех самых пор, как у меня отобрали Леву. Узнав всю правду о своем браке, я взяла ребенка и пересекла границу, думая, что уж мама меня приютит. Мама мне поможет. Но моя верующая мама даже слушать меня на стала, ведь я ослушалась ее. Я уехала в страну разврата и вернулась оттуда без мужа. Я поселилась в крохотной комнатке в общежитии, радуясь, что теперь свободна, тут же восстановилась на учебе, стала работать переводчиком в сети. Немецкий у меня действительно был хороший. Но муж в отместку написал на меня заявление в консульство и ко мне пришли с проверкой. В тот день малыш упал с кровати и ударился головой. Это сильно подпортило дело, и на меня завели административку за плохое обращение с ребенком. Я отбивала все пороги, я кричала и ругалась, чтобы мне вернули моего малыша. Но в итоге меня выгнали из квартиры и потребовали оплату за учебу. А еще дали совет, пока не устроюсь на приличную работу и не получу статус, ребенка мне не видать. Так и вижусь с малышом по выходным и часто провожу праздники. В чем мне действительно повезло, так это в том, что муж не планирует забирать Леву, как мне сказали, такая опасность существует.

После бессонной ночи я надеваю новые вещи и готовая к бою, иду на экзамен. И по началу все хорошо, но потом заявляется Распутин. Посреди ответа Ольховского, развязно берет билет со стола и сбивает Ольховского со стула.

— Ты охренел? — орет тот вставая, но Распутин словно не слышит.

— О, ты приоделась? Меня ждала.

— Пошел вон, Распутин! — вскочила я и указала на дверь.

— Я пришел сдавать экзамен, — он сказал это на чистом немецком, что я даже опешила, но тут же взяла себя в руки и тоже заговорила на этом языке.

— Я не приму у вас экзамен, хотя бы за то, что вы не появились на моих занятих ни разу, хотя бы за то, как вы посмели без стука и уважения войти ко мне в кабинет. И точно не приму экзамен за избиение моего студента.

— Избиение? Не смеши меня.

Ольховский стоял, не шевелясь, под моим взглядом, потом посмотрел на остальных ребят, которые ему кивнули. Они встали на мою сторону, и я как никогда была счастлива. Особенно, когда Ольховский тоже заговорил на немецком. Плохом, но сносном.

— Еще как избил. Оскорблял преподавателя и избил меня.

Распутин стиснул челюсти и оперся руками на стол, посмотрел мне в глаза.

— Бери ношу по себе, чтобы не падать при хотьбе, сука.

С этим он и вышел, хлопнув дверью.

Сначала было молчание, оно очень тяготило, а потом кто — то сказал.

— Аврора Михайловна, а если мы удачно сдадим экзамен, вы сводите нас на выставку Гюмберга.

Я слышала о ней. Он пишет весьма откровенные картины, но все в рамках приличия.

Но это предложение вызвало улыбку, я немного успокоилась.

— Только если без троек.

Позже мне сказали, что Распутину в ту неделю не поставили ни одного экзамена, и я была счастлива.

— Его отчислят? — это было некрасиво с моей стороны, но я не удержалась от вопроса, когда мы уже собирались домой.

— Если бы, Аврора. Его обязали посещать занятия ежедневно до конца года, и тогда он все исправит.