Замечательный сосед (СИ) - Десса Дарья Страница 6

Так за что «прости»? Глеб ломал голову до самого вечера, а у самого в груди нарастало беспокойство. Странно. В ванной на полочках, где обычно стояло множество разных кремов, пенок, шампуней и прочих женских штучек, к которым мама даже прикасаться запрещала (Глеб однажды интереса ради помыл голову чем-то из красивого, приятно пахнущего тюбика, который оказался кремом для тела) – пустота. Остались только отцовские бритвенные принадлежности, зубная паста и две щётки, а мамина куда-то подевалась.

Глеб в первые несколько часов думал, что она уехала к подружке. Так уже бывало раньше. Есть у мамы несколько близких подружек, с которыми она постоянно болтает по телефону вечером. То с одной, то с другой. Сидит на кухне и может говорить часами, периодически выбегая на балкон. Глеб, когда маленький был, думал, что маме просто вниз смотреть нравится. Пока не подрос и не увидел банку, полную окурков, пачку сигарет и зажигалку – мама, оказывается, курила.

Наговорившись, порой мама сообщала, что поехала с ночевкой к подруге, собирала быстро вещи и уезжала. Возвращалась всегда на следующий день ближе к обеду, чтобы накормить сына. Глеб знал этот распорядок и ждал её, даже если бы очень голодный. Он всегда её ждал, потому что очень любил. Мама была для него всегда самой-самой лучшей на свете. Добрая, нежная, всё разрешающая. Источник подарков и вкусняшек. Он каждый день, когда она приходила с работы, радостно бросал свои дела и несся в прихожую, чтобы сказать «Привет!» и тут же спросить, не принесла ли она чего-нибудь вкусненького. И она, как правило, всегда выдавала ему то упаковку жвачки, то бутылку «Колы», то чипсы, то печеньки, то бананы, которые он так любит.

Вечером того дня, когда в прихожей раздался звук открываемой двери, Глеб рванул туда, опрокинув компьютерное кресло и, ещё не видя, кто пришёл, с первого шага закричал: «Привет!», думая, что это мама. Но в комнате оказался отец – Дмитрий. Глядя на его хмурое лицо, мальчик потух, словно свечу ветром задуло.

– Привет, пап, – сказал погасшим голосом.

– Привет.

– Как дела?

– Нормально.

– А ты не знаешь, когда мама придёт?

– Сынок… – отец глубоко вздохнул, и на его лице отразилась гримаса внутренней боли. – Мама, она… уехала.

– К подружке? – с надеждой спросил Глеб.

– Она… понимаешь… уехала совсем, – едва слышно сказал отец.

– Как… совсем? – глаза мальчика распахнулись в ужасе. – А как же… я?

– Прости, малыш, – прошептал отец и закусил нижнюю губу.

– Она… меня… бросила? – выговорил Глеб, и две крупные слезы выкатились у него из глаз, упав на линолеум.

Вместо ответа отец встал, подошел к сыну и крепко прижал его к себе. Мальчик разревелся, опустив руки. У него после такого известия случилась истерика, и пришлось даже вызвать «скорую», чтобы те сделали сыну инъекцию снотворного. После чего отец отнес его на руках в комнату, уложил на кровать и накрыл синим, в белую крупную клетку пледом, который купила ему мать.

Отец вышел из детской, наконец переоделся в домашнее и, достав из шкафчика на кухне бутылку коньяка, выпил её прямо из горлышка и без закуски. Ему очень хотелось притупить ту сильную боль, которая пронзала сердце ржавым тупым ножом. Но ведь предчувствовал, что так и будет. Они в браке с Верой одиннадцать лет, и только первый год был счастливым. Потом всё начало сыпаться, словно карточный домик. Не сразу, постепенно, но неумолимо шло к расставанию.

После рождения Глеба Веру словно стали менять изнутри. Как будто она начала принимать таблетки психологической трансформации. Был один человек, стал другой. Была ласковая, добрая, сексуальная кошечка, которая никогда не отказывала в занятиях любовью, с которой можно было разговаривать часами, и это не надоедало, поскольку Вера была умна, дружила с логикой. В ней чувствовался даже некий, как Диме казалось, мужской взгляд на вещи. Это ему очень нравилось. Как и её страсть в постели, и легкость на подъем, – словом, всё.

Да, он не любил её. Когда женился, ему было уже тридцать два, и он пару лет как развёлся со своей первой женой, Анной. Они прожили вместе три года и расстались, поняв: это тупик. Он не хотел от неё детей, она горела желанием уехать за границу, где у неё были родственники. Только одному Диме пришлось быть недолго. Коллега познакомила его с Верой, у них довольно быстро закрутился роман.

Его опорами с первых месяцев знакомства стали интересное общение и классный секс. Яркий, сочный. Вера оказалась очень раскрепощенной. Для неё не составляло труда глотать сперму (Анну от одной мысли об этом тошнило). Она любила буквально все позы, даже разрешала иногда баловать её игрушками из интим-магазина. Не просила использовать презервативы, поскольку пила противозачаточные. Ей нравился анальный секс. Девушку можно было даже порой связать брючным ремнем и жестко трахать, – она любила и такое тоже. В меру, конечно, и без жестокости.

Когда же однажды показала Глебу тест на беременность с двумя полосками, он… обрадовался. Решил, что Вера – хорошая кандидатка, чтобы стать матерью его ребёнка. Ну, а что не любит… так это, как говорится, дело наживное. Главное, что с ней интересно, с ней безумный секс, остальное неважно. Кажется, Вера думала точно так же. Они, проговорив тем вечером до глубокой ночи, решили пожениться.

Потом появился на свет Глеб, и в тот день, когда они привезли его из родильного дома, их брак дал первую и очень сильную трещину. Удар пришелся со стороны, с которой Дима ничего не ожидал. Когда гости – родители пары – разъехались, Вера устроила мужу первый скандал. Жуткий. С криками, обвинениями. Она буквально в истерике билась, пока крошечный Глеб спал в своей кроватке, ещё не подозревая, какая буря творится в соседней комнате.

Вера обвинила мужа в том, что к её возвращению из родильного дома он… не сделал генеральную уборку. То есть, в её понимании, не вылизал всё сверху донизу, до хрустального блеска. Дима стоял и хлопал глазами: но ведь его никто не предупреждал, что так нужно сделать. И потом: целый год, пока они жили, Вера вообще ничего не требовала от него. Ни убираться, ни мыть посуду, ни гладить белье. Он ходил на работу, приносил и честно отдавал ей всю зарплату, – словом, вёл себя, как его собственный отец, да и отец Веры тоже.

Ну, а дальше скандалы посыпались один за другим. Сначала Вера потребовала, чтобы Дима после работы гладил детскую одежду, потому что «я устаю». Затем заставила его убираться вместе с ней каждое воскресенье – «ребенок должен жить в чистоте!» Получается, что Глеб с первого дня жизни в этой семье слышал все их крики и угрозы матери развестись. Она даже несколько раз начинала демонстративно собирать вещи. Дима сначала её удерживал, считая, что это ему нужно измениться к лучшему, и он виноват, что между ними нет согласия. Потом понял: просто у Веры такой… новый характер.

Почему же не ушёл от неё? Потому что не мыслил своей жизни без сына. Не хотел, чтобы того растил какой-нибудь чужой мужик. И страдал молча, понимая, что трещина между ним и женой давно стала пропастью. А через пару лет Вера вообще перестала с ним заниматься сексом. Сказала, что ей неприятно. Дима, конечно, и это вытерпел ради ребенка. Сначала завел любовницу, потом понял: это слишком тяжело, постоянно скрываться. И, махнув рукой на секс, оставил себе лишь одно удовольствие – мастурбацию. О которой Вера, конечно же, ничего не знала. Её вполне устраивало, что муж больше не пристаёт. А ей, как видно, вообще никто был не нужен. Дима сначала думал: может, любовника завела? Как может женщина, которая способна за ночь кончить восемь раз, полностью добровольно отказаться от секса? Оказалось, что и в этом характер Веры стал совершенно иным. Она превратилась в ледяную глыбу. В интимном смысле, конечно. Поскольку что касается скандалов и истерик, была по-прежнему очень громкой и страстной.

Глеб всё это видел. Но старался… не замечать. А главное – не вставать на сторону кого-то из родителей. И хотя видел, как мать изводит отца, всё равно любил её больше. Он вырос с мыслью, что папа, он просто… размазня. Не надо было позволять маме садиться себе на шею. И это убеждение постепенно росло в нем и крепло с каждым новым скандалом, когда родители орали друг на друга. Причем Вера не выбирала выражений, а отец никогда не ругался матом.