Три месяца на любовь (СИ) - Евстигнеева Алиса Страница 6

— Это вопрос или утверждение?

— Это констатация факта, — всё так же с ангельским видом сообщил Савицкий. Его жена фыркнула и запустила в супруга полотенцем.

— Мясо лучше нам давай…

***

— Француз? — удивилась я, когда Ксюша, отводившая по туалетным делам Илью, вернулась из дома.

— Француз, да. Пашкин друг из молодости.

— Молодости? А сейчас у него что?

— А сейчас у него я и трое детей.

Слегка растерялась, поэтому Савицкая решила пояснить:

— Он сам так говорит, что всё, что было до нас, — молодость, ибо несерьёзно. А сейчас у него пик осознанности и зрелости. Брешет, конечно, но всё равно приятно.

Мы обе прыснули, после чего приятельница продолжила свой рассказ:

— Короче, там какая-то присказка из их юности. У него то ли мама немка, а папа — русский, то ли наоборот, поэтому он — француз.

— Ничего не понятно, но очень интересно.

— О! — оживилась Ксюшка, при этом от души хлопнув меня по руке. — Он, кстати, не женат.

Натянуто улыбнулась, всеми силами делая вид, что всё в порядке. Казанцева никогда не имела тяги к сводничеству, но, видимо, вера в постулат «каждой твари по паре» просыпается у всех женатиков. Она смотрела на меня с таким энтузиазмом, явно загоревшись своей идеей, что мне даже пришлось отвернуться, скрывая своё… чувство стыда.

Вот как объяснить окружающим, что редко какой мужчина видел в моём пятьдесят восьмом размере женщину своей мечты? Максимум интересного собеседника, и то при условии, что я не начинала от волнения и всеобъемлющего смущения отжигать. А я могла, умела и практиковала, давая волю своей дурной голове разгуляться, как это недавно было в баре.

Поэтому все эти «не женат» обычно ни к чему хорошему не приводили. Мужчины меня не замечали, а я замыкалась, дабы не позориться ещё больше.

— Ксю, — выдала я с нажимом.

К чести англичанки, она поняла всё правильно:

— Ладно-ладно, не лезу, куда не просят. Просто Андрюха, он правда такой… прикольный.

Понимающе покивала головой и на время переключилась на мелкого Илью, который всё это время крутился вокруг нас, а тут как раз ещё и мясо подоспело. Паша вернул свою принцессу жене и с видом победителя накрывал на стол, не забыв подчеркнуть идеальную степень готовности шашлыков.

А потом кто-то позвонил в звонок, и уже через пару минут я имела честь лицезреть довольную физиономию Андрея Исаева. Да-да-да, того самого гада, который так неудачно мне подвернулся в выходные на пике моего морального падения.

Он шёл по мощёной дорожке и о чём-то переговаривался с Савицким. Я же замерла за столом, судорожно вцепившись в столешницу и отчаянно соображая, куда бы мне сбежать. Илюшка, сидевший под боком, очень вовремя уронил вилку, и я не совсем проворно нырнула под стол. Вилка нашлась удручающе быстро, но с возвращением наружу я не торопилась, проклиная свою везучесть. Хотя голос разума и пытался меня отрезвить, всё время спрашивая: «Ну и что такого?»

Под столом нарисовалась любопытная рожица Ильи.

— Плятки? — картавя, уточнил ребёнок.

— Прятки, прятки, — как болванчик закивала я головой, осознавая всю глупость своего положения.

Голоса стали ближе и громче, и почти тут же раздалось растерянное Ксюши:

— Свет, ты где?

— Плятки, плятки, плятки, — радостно возвестил Савицкий-младший, явно тыкая пальцем под стол.

— Э-э-э-э, — немного растерялась его мать.

— Вилка упала! — выпалила поспешно, спрятав лицо в ладони.

Чёрт… Чёрт. Чёрт!

Под столом опять появился Илья и в соответствии со своей детской логикой вручил мне ещё две вилки.

— Спасибо, — почти простонала я и начала обречённо вылезать из-под стола, не преминув ещё и головой стукнуться.

Короче, это было моё второе эффектное появление в жизни Исаева: в одной руке я держала букет из трёх вилок, а другой активно потирала ушибленный затылок.

Вообще-то, они все улыбались: хозяева дома всё списали на Илюхину непосредственность, а Андрей просто не понимал, что происходит. Его взгляд скользнул по мне… И дальше было даже забавно наблюдать за его реакцией, как лёгкая беззаботность сменяется недоумением с примесью узнавания… а потом и вовсе наступает стадия ошеломления. Лицо Исаева забавно вытянулось, а идеальные брови сошлись на переносице. Меня так и подмывало сделать реверанс, злорадно отметив, что я таки способна вызывать у мужчин сильные чувства.

К счастью, в этот момент все смотрели на меня и никто не заметил мини-драмы, разворачивавшейся у них под носом. Я же предпочла держать лицо кирпичом, словно это всё было в порядке вещей — сидеть под столом в компании вилок.

— Андрей, это Света, — защебетала Ксюша, включив режим хозяйки, — Света — Андрей, он же Француз.

— Теперь понятно, откуда комплекс Наполеона, — ляпнула я на автомате.

— Сказал человек с тремя вилками. Одной мало, да? — не остался он в долгу.

— Вы знакомы? — с лёгкой напряженностью в голосе поинтересовался Паша.

— Нет! — выдали мы хором и показательно отвернулись в противоположные стороны.

В общем, ещё ни разу Штирлиц не был так близок к провалу.

Спас нас Степанидзе, выскочивший во двор, размахивая учебником литературы.

— Он белых медведей убивал! — с неподдельным возмущением заявил ребёнок. — Киш подкидывал им шарики с китовым усом, они их съедали и раздирали себя! И это, — ткнул он с чувством в учебник, — заставляют читать в пятом классе! Предлагаю написать жалобу!

— Куда? — подбоченилась Ксюшка.

Стёпа задумался, но в конце концов выдал:

— В Гринпис! Пусть разберутся…

— Боюсь, они уже опоздали, — покачала я головой. — Лет этак на сто.

***

Дальше вечер проходил относительно спокойно, без эксцессов. Мужчины разговаривали о чём-то своём, а мы с коллегой продолжали перетирать школьные дела. При этом Исаев упорно делал вид, что меня здесь нет. Я отвечала ему тем же.

Савицкие, кажется, о чём-то догадывались, периодически обмениваясь понимающими взглядами, но тактично воздерживались от вопросов.

Лишь однажды Андрей не удержался от колкости, когда Паша решил предложить мне принести пива.

— Свет, может быть, с нами? — кивнул он в сторону пенного.

Я в этот момент жевала кусок свинины, коим чуть не подавилась, испугавшись лишнего внимания.

— Йя-не-фью, — отрапортовала, не успев дожевать до конца.

Тут в игру вступил Исаев, иронично выгнув бровь и фыркнув:

— С каких это пор?

— С прошлых выходных, — как можно более невинно заметила я. С мясом, слава богу, было уже покончено.

— Похвально, — приторно улыбнулся он. — А то, как говорится, пьющая мать — позор семейства.

— Не более, чем отец-кобель, — не осталась в долгу.

В некотором роде это было даже весело — ленивая пикировка колкостями.

— Ну всё, — хохотнул Пашка, звякнув своим пивом о бутылку приятеля, — кажись, тебя раскусили!

— Ты смотри, чтоб тебя не раскусили, — неожиданно резко ощетинился его собутыльник и многозначительно покосился в сторону Ксюшки, та выставила ладони перед собой:

— Ничего не хочу знать! Серьёзно!

— Да там и знать-то нечего, — мурлыкнул Савицкий, — я до тебя, считай, и не жил.

Его жена закатила глаза, а я с назидательным видом постучала кулаком по лбу, всем своим видом говоря Исаеву: «Ну ты и дурак».

К одиннадцати дети начали отчаянно зевать, и мы резко засобирались домой. Несмотря на то, что день стал значительно длиннее, на дворе уже царствовали сумерки. Мы расцеловались с хозяевами и вышли за ворота.

Пашка на прощание нахмурился и строго велел мне:

— Без геройств! А то знаю я вас, училок.

Ксюша на фоне нервно поперхнулась.

— Есть! — в который раз отсалютовала я. — Если что, буду всем тобой угрожать.

— У меня уже такое ощущение, что я в вашей школе личность нарицательная.

— Сам виноват, — вставила свои пять копеек его жена. На что я легко рассмеялась: в узких кругах нашей школоты майор Савицкий действительно был легендой.