Арина Ларина - Люблю, целую, жму лапу! Страница 6

Занятый этими мыслями Тарасов не заметил, как добрался до дома. То, что он уже почти пришёл, Рюрик осознал, нажимая на кнопку лифта. Помимо привычной сумрачной тишины в подъезде было что-то ещё. Какой-то звук. Нет, не звук, а писк. С подвизгиванием. Жалобный и странный. Эти звуки точно издавал не ребёнок.

Рюрик огляделся. Как всегда, то ли из экономии, то ли ещё по каким-то соображениям, горела всего одна лампочка. Не лестница, а мечта маньяка. Но звук не излучал опасность, он был каким-то безысходно пронзительно жалостливым.

– Ну, надо же, – охнул Тарасов, нагнувшись над притулившейся в тёмном углу коробкой, из которой на него смотрели два круглых глаза. – Щенка выбросили.

В том, что именно выбросили, у него не оставалось сомнений. Коробка была выстелена грязной тряпкой, а в уголке белела ёмкость из-под йогурта, наполненная водой. Рюрик и сам, когда выбрасывал что-то ненужное, аккуратно упаковывал вещь в полиэтилен в надежде, что хотя бы бомжам подойдёт. Да что там бомжам. Он однажды вынес к помойке старые сандалии. Вернее, они были не такими уж старыми, просто валялись на антресолях, занимая место. Такую обувь Тарасов не любил и не признавал, предпочитая ботинки или летние туфли. В самом деле, скажите на милость, как вменяемый человек может в городе носить сандалии? С носками их обувать неприлично, об этом Рюрик узнал из Интернета, дескать, фи и моветон. А шлёпать на босу ногу, когда в разные стороны торчат кривые волосатые пальцы – и вовсе мрак. Это женщинам хорошо – ножки аккуратные, эпиляция, педикюр. Им можно. А ему, обычному мужику в возрасте «слегка за тридцать», как это обувать? Педикюр делать? Увольте. Спрятал свои конечности в носки, сунул лапу в ботинок и вперёд. Никаких комплексов. Так вот, в выброшенных Тарасовым сандалиях уже на следующий день щеголял один из соседей. Вполне приличного вида мужчина. И Рюрик этому факту чрезвычайно обрадовался, прожив весь день с ощущением сотворённого своими руками доброго дела.

Но то ненужная обувь, а тут живое существо.

Тарасов сел на корточки, поддёрнув на коленях брюки, и уставился на малыша. Щенок, толстобокий и неуклюжий, проковылял на кривых лапах к краю и, отчаянно метеля хвостом, начал карабкаться по стенке коробки навстречу Тарасовской физиономии. Он даже тональность визга сменил на радостную. Дотянуться до Рюрика ему не удалось, лапки подогнулись, и пушистый колобок плюхнулся на спину, продемонстрировав нежное розовое пузо. Второй заход на стенку коробки закончился умопомрачительным кульбитом, в результате которого щенок разлил оставленную ему воду и снова порадовал визитёра демонстрацией розового младенческого пуза.

Тарасов прыснул и мотнул головой.

Нельзя сказать, что он не любил животных. Нет, ну есть они и пусть себе живут. Даже в детстве Рюрик никогда не мечтал ни о собаке, ни о хомяке, ни о кошке. Животное – это ответственность. Так говорила мама. Ещё от них бывает аллергия, они болеют, их некому оставить в случае отъезда или болезни. В общем – сплошная лишняя суета. Рюрик мог потрепать по холке чужую собаку, приласкать соседского кота, изредка забредавшего на его балкон, но не более того. Вот и сейчас он лишь разглядывал найдёныша, не пытаясь погладить. Мало ли, а вдруг у него лишай или блохи. Надо, чтобы кто-нибудь его взял себе. А то ведь замёрзнет тут. Или с голоду помрёт. Или мальчишки обидят.

– Что вы там делаете? – каркнула сзади Мальвина Георгиевна, полуглухая пенсионерка с жиденькой кичкой на макушке. Полуглухая, поскольку слышала она лишь то, что желала слышать. На всё, что ей не нравилось, бабка реагировала дурашливым «ась?».

Впервые в жизни Рюрик был искренне рад Мальвине. Пенсионерка регулярно подкармливала окрестных кошек, выкладывая для них на пенопластовых подложках какие-то ошмётки и объедки прямо под окнами первых этажей. Соседи Мальвину за эти добрые дела люто ненавидели, так как кошки сбегались в невероятном количестве, орали по ночам и писали на газон, из-за чего перед окнами первых этажей постоянно витал мерзопакостный кошачий дух, а сам газон был усеян мусором, который четвероногие не съели. Бабка искренне недоумевала и сокрушалась по поводу жестокосердия некоторых моральных уродов. Ей-то было хорошо, у неё окна выходили на другую сторону, и жила она на девятом этаже, так что ни концерты, ни вонь до неё не долетали.

Именно такая женщина могла приютить очаровательного щенка.

– Вы поглядите. – Тарасов резко выпрямился, слегка напугав старушку. Она отшатнулась и подозрительно уставилась на неожиданно разговорчивого соседа. – Такого кроху бросили!

Мальвина Георгиевна вытянула сухую жилистую шею и боком, словно курица, заглянула в коробку. Её сморщенное личико неожиданно съехалось в брезгливую гармошку, и бабуля прошипела:

– Фу, собака!

– Щенок, – одурело поправил её Тарасов, всё ещё надеявшийся, что добрая женщина снимет с его совести этот тяжкий груз и возьмёт бедолагу к себе.

– Безобразие. Нет бы утопили, раз не нужен, – пожевала губами любительница кошек. – Совести у людей нет.

С этими словами она зашла в приехавший лифт и бросила Рюрику:

– Ну, вы едете?

– Нет, я потом, – обескураженно пробормотал тот.

Совесть металась, как бешеный таракан по банке. Оставить щенка в подъезде он никак не мог. Это было как-то… ммм… низко и подло. Но и взять не мог. Как это, помилуйте, взять неведомую собаку в дом? Опять же: бешенство, лишай, блохи. И вообще, это даже хуже ребёнка. Ну, или не хуже, но по количеству проблем примерно то же самое. Однако к ребёнку прилагается мамаша, которая всю возню берёт на себя. К этому толстопузому ничего не прилагалось, кроме старой коробки. И матерью пришлось бы стать Тарасову.

– Чёрт знает что, – проворчал он, отчаянно жалея, что не погулял по городу дольше. Глядишь, кто-нибудь добрый успел бы подобрать щенка до него.

Подъездная дверь снова хлопнула, и до Тарасова донёсся нежный запах духов. Вот! Женшина! Они любят всякие мимими и сюсипуси.

Он обернулся и увидел ту самую блондинку, которая утром наскакивала на амбала. К слову сказать, вечером чёрный джип покорно стоял на парковке. Всё же настырная мадам победила. А такие всегда побеждают, ломая мужиков через колено. Железная леди, танк на шпильках. Что-то сомнительно, что эта склонна ко всяким там сюсюсю и мимими.

– Что у вас там? – строго спросила соседка. Когда вопросы задаются таким тоном, на них сложно не отвечать. Так разговаривает завуч с провинившимся учеником или начальник с увольняемым подчинённым.

– Не у меня, – из вредности возразил Рюрик. Пусть эта фифа у себя на работе командует, а с ним так разговаривать не надо. Он тоже ого-го… В общем, нечего тут допросы устраивать. – Кто-то щенка бросил.