Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда Страница 6

— В лаборатории Татьяны Петровны никто не берет трубку! — через минуту крикнула ему через дверь Люда, позвякивая посудой.

— Ну, что это, как некстати!

Возбужденный, Виталий встал и снова подошел к теперь уже широко распахнутому окну.

Более чем двухсотлетний, когда-то купеческий, особняк института был скорее высоким, чем длинным. Он казался узкой башенкой, с нелепо прилепленной к боку крышей, со стрельчатыми окнами, с выходящими на набережную, высокими парадными дверями… Много лет назад Давыдов находил здание очень романтичным: неожиданные повороты, крутые лесенки, переходы и потайные комнаты… В этом особняке прошла их с Таней молодость.

Давыдов встал, подошел к окну. В комнату влетел летний ветер, резко отшвырнул штору, жарко обдул лицо. Ветер нес в себе запах моря, серебристой рыбы, горячего металла контейнеров… «Ощущение как перед битвой», — подумал Виталий Вадимович.

В груди разливался шипучий холодок. «Наполеон в такие минуты в комнате за кабинетом заваливал в койку любовниц, а моя собственная жена даже трубку, видишь ли, не берет», — усмехнулся он. Про «койку» Виталий, конечно, шутил. За двадцать пять лет брака они превратились с Таней в одно целое. И периодические любовные эскапады, сопровождавшиеся милыми, но знакомыми до мелочей интимными подробностями, казались Виталию уже чем-то вроде занятий онанизмом: так предсказуемы были их совместные желания. Но он сознательно предпочитал пребывать в этой сексуальной лени, не противопоставляя спокойному браку волнения новых приключений. Скорее потому, что Виталий Давыдов всю жизнь занимался природой не физических наслаждений, а чувств, он относился к физической любви снисходительно. Как к выпивке или еде.

«Когда же, наконец, закончится это Танино совещание?» — с нетерпением думал он.

На противоположной набережной влюбленная парочка уселась на ступени гранитного спуска. Девушка сняла босоножки и опустила ступни в воду. Парень навалился на нее и стал жадно целовать.

«Как им не лень на такой-то жаре!» — удивился Виталий.

Люда внесла на подносе кофе. Он снова набрал номер мобильного жены. Ответа не было.

— Что они там, поумирали, что ли? — Виталий Вадимович вопросительно посмотрел на Люду.

— Я в третью лабораторию не пойду! — заявила она, по-своему расценив взгляд начальника. — Там у них мыши сумасшедшие по коридору бегают! На задние лапки встают, передними обнимаются и кружатся парами, будто вальс танцуют. А иногда хороводы группами водят. Ужас!

— Что за ерунда! — Виталий отхлебнул принесенный секретаршей кофе. — Поскорее найди Татьяну Петровну и попроси срочно ко мне зайти.

Тут в приемной раздался телефонный звонок. Люда на секунду исчезла и сразу же крикнула:

— А вот как раз их номер определился! По городскому.

Давыдов быстро взял трубку:

— Таня, алло? Где ты пропадаешь?

Но вместо голоса жены он услышал протяжный говорок Никифорова — довольно нудного научного сотрудника из Таниной лаборатории.

— Извините за беспокойство, Виталий Вадимович, но… — Голос Никифорова был невыносимо тягуч.

— Соедините меня, пожалуйста, с моей женой! — Виталий изнывал от нетерпения.

— Дело в том, что… — продолжалось баранье блеянье в трубке.

— Сделайте это быстро! — Давыдов перешел на начальственный тон.

— А я не могу! — вдруг коротко сказал Никифоров, и Виталий Вадимович уловил в его голосе какие-то необычные нотки.

— Почему?

— Татьяна Петровна… Не знаю, как это лучше сказать….

Давыдов, уже совершенно выйдя из себя, почти заорал:

— Мне самому, что ли, к вам идти?

И опять Никифоров неожиданно сказал:

— Так, мне кажется, будет лучше!

Виталий швырнул трубку на рычаг и снова стал звонить Тане на мобильный. Она не отвечала.

— Придется действительно идти туда самому, — решил он и пошел доставать из шкафа рабочий халат.

Вообще-то, он любил лабораторную одежду. В халате он чувствовал себя моложе и свободнее. К администрированию он особенно не стремился. Просто так уж сложилась ситуация в институте, что на должность исполняющего обязанности выдвинули именно его. Конечно, он радовался, потому что это давало ему самому некоторую свободу и помогало Тане в работе. Несмотря на то что бюджет в целом был сформирован еще при прежнем руководителе, Давыдов, конечно, мог распоряжаться средствами и, чего греха таить, урывал на их с Таней исследования дополнительные деньги. Да и семейный бюджет от этого назначения не пострадал, а это тоже было приятно.

Снимая пиджак, Давыдов снова машинально глянул в окно. На ступенях набережной уже не было видно ни парня, ни девушки.

«Утонули в любви», — почему-то подумал Виталий и, быстро переодевшись, вышел из кабинета.

Небольшой начальственный отсек отделялся от лабораторий старым коридором. Виталий поднялся по узкой лесенке на третий этаж. Вот и отдел эмоций. Во встроенных фанерных стенных шкафах пылились груды бумаг минимум за тридцать лет. За неимением места в комнатах в нишах коридора стояли центрифуги. В них, пенясь и жужжа, вращались пробирки с розовой массой. Работа шла своим чередом.

«Вот где находятся все великие человеческие чувства, — усмехнувшись, подумал Виталий. — Вера, надежда, ненависть и любовь — все это здесь, в этих прозрачных стеклянных колпачках. Прокручиваются по несколько раз, будто самый ценный капитал…»

Он прошел коридор насквозь и оказался в следующем отсеке. Запахло мышами. Третья лаборатория. Здесь сейчас и должна проводить совещание его Таня.

«Надо ей рассказать, какие слухи ходят по институту», — усмехнулся Давыдов.

Именно в виварии они с Таней и познакомились. Она стояла возле этого самого окна и кормила мышку с руки. Виталий вдруг отчетливо осознал, что ему совсем не жалко оставить этот старый особняк и уехать в неизвестность. Но только вместе с женой!

Он немного тревожился: как она отнесется к полученному предложению? Давным-давно, двадцать лет назад, они совсем было уже собрались уехать в другую страну. И не уехали. Таня сказала, что не сможет жить без своего города, без их квартиры с окнами на широкий проспект, без старого кладбища, на котором похоронены ее родители. И тогда он с ней согласился. Но это было давно. Тогда не означает всегда или сейчас.

Сейчас, бреясь по утрам, он с ужасом видел в зеркале, как глубже западают в глазницы глаза, как на подбородке появляются серебристые волоски. Последние месяцы ему казалось: он ощущает, как медленно вытекает из него жизнь. Мысль о неуклонной старости из разряда фантастической (этого со мной не может случиться никогда) перешла в реальность и стала приносить чуть ли не физическую боль. Конечно, он знал три проверенных средства, как отвлечься от этих мыслей, не замечать критического возраста и наслаждаться радостью бытия. Впрочем, это были вечные средства — любовь, работа и деньги. Но о любви он сейчас не думал, а денег ему требовалось много, чтобы завершить их с Таней исследования. Ведь только блестящий результат мог послужить оправданием их с Таней долгой одинокой жизни. Жизни почти без друзей, потому что с друзьями скучно — ведь не могли же они при них все время говорить о работе, о том единственном, что их интересовало и сближало, — и без детей, которых они решили не иметь опять-таки из-за работы.