Наталья Дубина - Музыка звездного света Страница 6

на него, папа отвел взгляд и вновь заходил по кухне. Я не понимаю — неужели на

пустой желудок о папиной работе говорить нельзя? Могут быть какие-то

последствия? Нет, теперь я понимаю, почему все мало знают о работе своих

родителей! Они сами не рассказывают. Держат в строжайшем секрете. Вот и папа

молчал. Я пожала плечами и соорудила себе бутерброд. Он сел за стол, сцепил

пальцы и посмотрел на меня.

— Ты же знаешь, — скучно сказала папа. — Я работаю штатным фотографом в

газете.

Я закивала и продолжила, жуя бутерброд:

— И как тебе там, нравится?

— Это моя работа, — пожал плечами папа.

— И что ты там делаешь? Просто фотографируешь?

Папа кивнул:

— Мы выезжаем с журналистами, и я делаю снимки. Потом какие-то из них идут в

газету. Вот и все.

Ясно было, что не все. Он же мог бы мне рассказать, что ему нравится

фотографировать, что нет, в какой руке надо держать фотокамеру, сколько снимков

надо делать за раз…

— А камеру в какой руке надо держать? — озвучила я свои мысли.

— Что? — удивился папа, а потом ответил. — Обычно ее держат двумя руками.

Я вздохнула:

— Скучно, наверное.

— Держать камеру? — спросил папа.

— Работать фотографом, — пояснила я.

Папа только пожал плечами. Что же, теперь никто не может обвинить меня, что

я не интересуюсь родительскими делами. Но папа поднялся, заходил по кухне

взад-вперед, а потом махнул рукой:

— Пойдем.

Он привел меня к своему компьютеру, я села в кресло. Папа поискал что-то и

загрузил фотографию. На ней был мужчина, спускающийся с трапа самолета. На

следующей фотографии на заднем плане был самолет, а сам мужчина тоже чуть ли не

летел — он завис в воздухе…

— Спрыгнул с последней ступеньки, — объяснил папа. — Но я успел

сфотографировать. Это мы сегодня с утра съездили. Смешной человек. Спортсмен, –

папа потер рукой подбородок.

На следующей фотографии мужчина повернулся спиной, и из рюкзака у него

выглядывал маленький мальчик. Мальчишка состроил очень смешную рожу. Я подумала

— надо же, он состроил рожу моему папе!

— Это его пришли встречать, с сыном, — рассказывал папа. — Решили сделать

такой кадр. Потом ребенок вылезать из рюкзака отказывался.

— Здорово! — присвистнула я. — Это пойдет в газету?

— Не-ет, — хитро сказал папа. — В газету пойдет вот это.

И открыл фотографию, на которой мужчина спускается по трапу, а внизу его

ждут встречающие. Я удивилась — а почему не те фотографии, которые интересней?

Где он подпрыгнул, и с сыном в рюкзаке…

— У нас серьезное и солидное издание, — с грустью сказал папа. — Мы не можем

себе этого позволить.

— Ни фига се… — не удержалась я.

— Не выражайся, — попросил папа. — Смотри дальше.

Мы рассматривали фотографии, пока не пришла мама. Сначала папа показывал

рабочие снимки, рассказывая о каждом, а потом вдруг открыл папку, где на

фотографиях была я. Конечно, я раньше видела себя в зеркало, но такой я себя и

не видела никогда. Какая-то необычная, забавная… Или совсем домашняя, сидящая

на кухне.

— Красивые родные — подарок для фотографа, — сказал папа и почему-то

закашлялся.

Да уж, на фотографиях я выглядела здорово. Прямо бери и снимай меня в

подростковом фильме. Вот я в клетчатой фланелефой рубашке. Повернулась и

прищурилась, сцепив губы. Папа успел снять сам момент поворота — потому что

волосы еще не улеглись на место. Они у меня были темно-каштановые, чуть выше

плеч, челка слегка влажная (наверное, я только вышла из ванной), глаза

светились. Вот это фотография!

— Распечатаешь мне? — попросила я.

Папа кивнул. Я стала вспоминать — да, папа фотографировал меня изредка, но я

как-то не обращала на это внимания. А еще на одной фотографии были мы с Сашкой.

Сашка сидела на моей кровати, что-то рассказывая и размахивая руками, а я

смеялась, запрокинув голову…

— Папа! — чуть не закричала я. — Ты почему мне этого всего не показывал?

— Тебе было неинтересно, — только и сказал папа.

А я подумала — папа хороший фотограф. И почему-то это было мне приятно.

Потом был ужин с мамой, я приготовила уроки…

В половине двенадцатого пришла Сашка.

Мы еще не спали. Сашка была в пижаме, поверх которой она надела курточку.

Сашка бухнулась ко мне на кровать и спросила:

— Так какие мальчики тебе нравятся?

— В смысле?

— В прямом! — бодро сказала Сашка. — Ну, тип какой? Типаж?

Я пожала плечами. Кто его знает, какие мне нравятся. У меня не было

какого-то конкретного образа. Да и вообще, сейчас не было мальчишки, о котором

бы я думала. Такое уж время, пустое, безо всяких влюбленностей. Только

выдуманный образ, который никому не виден, и, наверное, даже мне… Я

почувствовала, что еще немного — и я расстроюсь. Но Сашка схватила со стола лист

бумаги, закрылась от меня учебником и сказала:

— Давай по порядку. Составим фоторобот и все будем знать. Овал лица –

круглый? Прямоугольный? Овальный? Квадратный? Вытянутый? Яйцевидный?

Я сказала первое попавшееся:

— Ну, пусть будет круглый.

Сашка хихикнула и начала рисунок. Что это она хихикает? Я забеспокоилась.

Но она продолжала:

— Уши. Большие? Маленькие? Оттопыренные? Прижатые к черепу?

— Средние, — сказала я. — Не оттопыренные.

— Глаза? — продолжала Сашка. — Маленькие? Большие? Полузакрытые? На выкате?

Раскосые?

— Нормальные, — вздохнула я.

Сашка спрашивала, я отвечала, пытаясь заглянуть в рисунок и посмотреть, что

получается. Сашка уворачивалась. Когда рисунок был закончен, Сашка победно

повернула его ко мне.

— Комплекс Электры! — заявила она. — Получился твой папа.

Да, рисует она хорошо, ничего не скажешь.

— Хорошая шутка, правда? — осторожно спросила Сашка.

Я видела, что она боится — вдруг я обижусь? Но я привыкла не обижаться на

нее. Я спросила:

— И ты только за этим сюда пришла?

У Сашки загорелись глаза, и она с придыханием сказала:

— Нет! Смотри, что мне прислал Юра Угорелов.

Она показала на мобильнике картинку — там были цветочки.

— Незабудки, подумать только! — с деланным восхищением сказала я. — Память

на всю жизнь.

Сашка толкнула меня локтем:

— Не издевайся.

— Ты ему ответила? — поинтересовалась я.

— Ага, — сказала Сашка. — Тоже рисунок отправила.