Нора Робертс - Вернуть любовь Страница 6

Рейвен ничего не ответила. Она встала и незаметно вышла из комнаты. Ей было бесконечно трудно находиться рядом с ним у того же рояля, где они сочиняли песню, которую он сейчас заиграл. Она вспомнила, как они улыбались, как теплели их глаза, какими нежными были его руки, когда он прикасался к ней. «Снежная тишина» — это была первая и единственная песня, которую они написали вместе, исполняли вместе и записали на пластинку.

Тихо, тихо… Снег идет,

Не спугни его тревогой.

Пусть, замедлив своей полет,

Он ложится на дорогу.

Оголенные кусты

Белой шубой укрывает.

Что случится, знаешь ты?

Нет, никто того не знает…

Нет, никто того не знает…

После того как он кончил играть, она тихонько возвратилась в комнату.

— Ты хочешь сделать с этим что-нибудь? — спросила она.

Он услышал по тону ее голоса, что ей больно, и почувствовал угрызения совести — ведь он умышленно попытался разбить панцирь ее обороны.

— Благодаря этой песне, Рейвен, ты за две минуты и сорок три секунды получила приз — золотую пластинку. Мы тогда хорошо поработали вместе.

Она повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:

— Это было один-единственный раз.

— И получим награду снова. Соглашайся, дорогая моя. — Брэндон встал и подошел к ней, но не дотронулся до нее. — Рейвен, ты знаешь, как это важно для твоей карьеры. И ты должна осуществить все, что сможешь. «Фантазия» нуждаются в твоем таланте.

Конечно же, Рейвен жадно желала этого. Она с трудом сама верила, что можно хотеть чего-то так сильно. Здесь она сможет выразить все свои чувства, самое себя. Но как она снова сможет работать с этим человеком в постоянном с ним общении? Способна ли она на такой шаг? Способна ли принести в жертву здравый смысл ради профессиональной выгоды? Но я не люблю его ничуть, увещевала она себя.

Невозможно было скрыть от Брэндона свои терзания, свою нерешительность, страх и желание осуществить скорее свою мечту.

— Рейвен, думай сейчас только о музыке.

— Я и думаю. Но еще я думаю о тебе — о нас. Не уверена, что наше тесное общение безопасно для меня.

— Я не могу обещать, что ненароком не дотронусь до тебя. — Он был раздосадован. — Но, клянусь, сделаю все, чтобы не выдать своих чувств. Этого достаточно?

Рейвен уклонилась от прямого ответа.

— Если я соглашусь, то когда мы начнем? Я вот-вот отправлюсь в турне.

— Знаю, через две недели. Гастроли закончатся через шесть недель. Так что мы можем начать в первую неделю мая.

— Вижу, ты основательно все продумал. Хорошо, Брэнд, — сказала она, — я согласна. Где мы будем работать? Только не здесь, — добавила она быстро и печально. — Я не хочу находиться с тобой в этой комнате.

— Нет, я думаю, нет. У меня есть то, что нужно, — продолжил он, когда Рейвен замолчала. — Я купил домик близ Корнуолла. Это спокойное, уединенное место, нас не будут беспокоить журналисты. Ты знаешь, как они досаждают мне, и набросятся на нас, как только пронюхают, что мы снова вместе. Для них это очередная сенсация.

— А не могли бы мы арендовать маленькую пещеру где-нибудь на берегу моря?

Он рассмеялся и зажал в руке ее волосы.

— Ты не знаешь, какая плохая акустика в пещерах. Корнуолл весной — потрясающее место. Поедем со мной?

Рейвен подняла руку и толкнула его в грудь, не уверенная соглашается или отвергает предложение. Он и сейчас мог бы добиться от нее многого, не прилагая особых усилий. Она решила, что ей не помешают дня два на обдумывание настоящего и возможного будущего.

— Рейвен! Подойди к телефону.

Она повернулась и увидела подругу, стоящую в дверях. Рейвен нахмурилась.

— Нельзя ли подождать с этим, Джули. Я занята…

— Звонок по твоей личной линии.

Бренд почувствовал как Рейвен буквально застыла и удивленно на нее посмотрел. Глаза девушки были совершенно пустыми.

— Рейвен! — Он схватил ее за плечи и повернул к себе. — Что это значит?

— Ничего. — Девушка вырвалась у него из рук. Внезапно возникшая дистанция между ними озадачила его. — Хочешь еще чая? Через минуту я вернусь.

Ее не было минут десять! Брэндон нервно ходил по комнате, потом присел к роялю. Нет, она больше не была уступчивой юной девушкой, как пять лет тому назад. Он убедился в этом. И что-то случилось именно сейчас! У него не было теперь полной уверенности, что она согласится работать с ним. Но Рейвен нужна была ему — и не только для совместной работы. Обнять ее, почувствовать ее неповторимый вкус. Это волновало сильнее, чем воспоминания. Даже в совсем юном возрасте ее окружала атмосфера особого очарования. Ее внутренний мир обладал какой-то тайной, был недосягаем для других. Пять лет назад его привязывало к ней не только физическое влечение. Ее отстраненность мешала тогда и продолжала мешать сейчас.

Теперь он стал старше. В прошлом он совершил много ошибок и не хотел повторять их снова. Он знал, чего хочет, и решил добиться своего.

Ожидая ее возвращения, Брэндон продолжал наигрывать мелодию песни, которую они написали вместе с Рейвен. Он вспоминал ее голос — теплый и страстный, он сейчас звучал у него в ушах.

Обернувшись, он увидел ее, стоящей в дверях. Ее глаза стали необычно темными, в них отражалась тревога. Она была бледна. Неужели так сильно ее взволновала эта песня? Он немедленно отошел от рояля и направился к ней.

— Я решила начать работу с тобой, — сказала Рейвен. Она так и осталась стоять в дверях, беспомощно опустив голову.

— Хорошо. — Он взял ее за руки. Они были холодными. — С тобой все в порядке?

— Да, конечно. Надеюсь, Хендерсон познакомит меня со всеми деталями.

Что-то в ее голосе настораживало его. Как будто часть ее была не здесь.

— Давай пообедаем вместе, Рейвен? — Желание быть с ней, разрушить ее броню было почти непреодолимым. — Я отвезу тебя в тот наш ресторан, тебе всегда там нравилось.

— Не сегодня, Брэнд. Мне… еще надо кое-что сделать.

— Тогда завтра, — настаивал он, хотя знал, как она не любила, когда на нее давили, но не мог удержаться.

— Да, хорошо, завтра… — Рейвен попыталась улыбнуться. Она выглядела очень усталой. — Извини, Брэнд, но я попрошу оставить меня. Я не представляла, что уже так поздно.

— Хорошо. — Брэндон наклонился и нежно поцеловал ее. Почему-то он чувствовал сейчас потребность согреть ее, защитить от чего-то тревожного. — Тогда завтра в семь, — сказал он.

Рейвен ждала, чтобы дверь за ним захлопнулась. Она сжала виски и отдалась потоку чувств, который захлестнул ее. Она не плакала, но тупая головная боль и ярость ослепляли ее. Она ощутила у себя на плече руку верной подруги.

— Они нашли ее? — спросила Джули, и в голосе ее прозвучало сочувствие.

— Да, нашли.

Глава 4

Санаторий размещался в красивом особняке, окрашенном в светлые тона, и сиял чистотой. Архитектор понимал, что надо построить здание, не похожее на больницу. Вышколенный персонал был одет не в белые халаты, а как служащие богатого отеля Особняк находился в живописном уголке на берегу моря. Интерьеры этого великолепного фешенебельного здания, окруженного рощами, были тщательно распланированы, полы покрыты пушистыми коврами. А уютные уголки, предназначенные для тихой беседы, придавали помещениям почти домашний уют.

Но Рейвен не любила царившую здесь тишину, звукоизоляцию стен; это был особый мир, отгороженный от живой жизни. Клиника Филдмора считалась самым лучшим токсикологическим центром на Западном побережье. Рейвен знала о его прекрасной репутации задолго до того, как поместила туда мать в первый раз, несколько лет назад.

Она ждала доктора Джастина Картера у него в кабинете. Как она ненавидела эти свои визиты в санаторий! Ей всегда было здесь холодно — с того момента, как она входила в белые двойные двери, и до той минуты, когда выходила из них.

Рейвен ждала Джастина Картера в отделанном со вкусом, полном книг кабинете, и рассматривала прекрасный пейзаж за большим, широко распахнутым окном. Солнечные блики рассыпались по буйно цветущим растениям. Девушка задумалась, почему ее растения всегда выглядят полуживыми и быстро угасают. Возможно, следует спросить у мистера Картера в чем его секрет? Она рассмеялась и прижала руку ко лбу, где сконцентрировалась головная боль.

Как она ненавидела приходить в этот чистенький, приятно пахнущий кабинет. Ее знобило, поэтому Рейвен охватила себя руками. В санатории ее всегда знобило. Знобило с того момента, как она входила в величественные, белоснежные двойные двери, и еще долго после возвращения домой. Озноб был настолько сильным, что, казалось, проникал до костей. Отвернувшись от окна, она нервно прошлась по кабинету, пока не услышала, что открывается дверь.