Белва Плейн - Осколки судеб Страница 6

На узком мраморном столике в холле лежали учебники, новый свитер Стива, который он уже успел порвать, и рядом с вазой с красными осенними цветами – пачка счетов. Застывшие изогнутые ветки и плоские красные лепестки точно повторялись в зеркале, висевшем над столиком, но ее собственное лицо, отраженное в нем между изогнутых веток, состояло, казалось, из отдельных геометрических фигур, как на картине художника-кубиста; отдельные части лица нервно подергивались, сдвигались, наползали друг на друга.

Ни с того ни с сего из глубин подсознания всплыли воспоминания, ошеломившие ее: она вспомнила собственное лицо в детстве и запах – точно такой же, какой и сейчас доносился из кухни – солоноватый запах жарящегося мяса, который наполнял квартиру в тот зимний вечер, когда, стоя за дверью, она услышала мягкий, полный сожаления голос матери: «Но ты должен признать, Джозеф, что она некрасивый ребенок».

Отвернувшись от зеркала, Айрис прошла через холл в гостиную и некоторое время стояла, делая глубокие вдохи, словно желая заполнить легкие чем-то чистым и успокаивающим.

Это была ее комната, выдержанная в спокойных серых и кремовых тонах, изящная и создающая ощущение простора, как японский гравиевый садик. Она была обставлена светлой датской мебелью, пол покрыт сизым ковром. На окнах висели веселые узорчатые занавеси. Солнечные лучи падали на высокие торшеры из шведского хрусталя, отражаясь на паркете радужным многоцветьем. Красная лакированная ширма – до чего же хорошо сочетаются элементы скандинавского и восточного декора! – притягивала к себе взгляд, как пламенеющий костер, и тогда в поле зрения оказывался кусочек внутреннего дворика за стеклянной стеной комнаты, где росла в большой каменной кадке норфолкская сосна. В октябре ее внесут в дом, и она будет зеленеть всю зиму.

В дальнем конце комнаты стоял рояль – «Мини-Стейнвей», который она привезла из дома родителей после замужества. На стене, напротив рояля, висели в два ряда гравюры, тоже привезенные из родительского дома: кулики, бегущие по пустынному берегу во время отлива; далекие, окутанные туманом холмы; болиголов, занесенный снегом.

Созерцание всех этих предметов успокоило Айрис.

Она легко пробежала рукой по клавишам. В тишине пустой комнаты звук получился неожиданно громким. На подставке для нот стояла рабочая тетрадка Филиппа. В прошлом году, когда ему было четыре, он часто стоял у рояля, наблюдая, как мать играет. В этом году она начала заниматься с ним. Объясняла ему все довольно быстро, но он всегда успевал за ней.

«Какая мама, такой и сын», – сказал Тео в прошлое воскресенье, после того как Филипп сыграл для них.

Айрис была счастлива в прошлое воскресенье, счастлива вплоть до сегодняшнего утра, когда вернулись и вновь стали терзать ее старые страхи.

Она прошла через холл в спальню. В дальнем конце холла, так, чтобы на нее падал свет, висела фотография в красивой рамке. Рамку купила мама, а Тео повесил фотографию на это видное место.

«Какое замечательное лицо было у твоего брата, – заметил тогда Тео. – Жаль, что я не знал его. Светловолосый. Должно быть, это он унаследовал по материнской линии».

Золотой ребенок, подумала она сейчас. Так всегда называла его мама. Соседи по кварталу дали ему это прозвище. Айрис видела улицу, на которой жили родители, когда были бедны. Женщины выносили на тротуар складные стулья и сидели, качая младенцев в колясках и наблюдая, как играют дети постарше.

«В школе его все любили, – ответила тогда Айрис. Бедный погибший Мори. Надо воздать ему должное – он был членом баскетбольной и теннисной команд».

«О! У меня был бы партнер по теннису в семейном кругу».

А она подумала: я знаю, что я неуклюжая и плохо играю в спортивные игры, я это знаю.

Она остановилась перед фотографией. Глаза живые блестящие, будто он смотрит на что-то новое и чудесное. А затем ее пронзила мысль – это же Стив.

Лица и голоса периодически повторяются в течение жизни поколений, исчезают в одном, вновь появляются в другом! Это великая тайна, почему мы такие, какие есть. Почему ребенок становится таким, как Мори, золотой мальчик, или как Стив, или как Тео? Или как я?

Странная тяжесть словно легла ей на плечи, пригибая книзу. А ведь начался день так обычно, так приятно.

Жара в доме была удушающей. Возможно, Тео прав, и им следует обзавестись кондиционером. Многие сейчас приобретают кондиционеры, а в новых домах их монтируют сразу при постройке. Но на это уйдет столько денег. В прошлом году Тео пристроил к дому небольшую теплицу, но времени заниматься ею у него почти никогда не хватало. Помимо основной работы он еще бесплатно вел занятия у студентов-медиков и однажды даже ездил в Японию для оказания помощи жертвам Хиросимы. Оттуда, кстати, он привез ей в подарок ожерелье из черного жемчуга. Он не сказал ей, сколько оно стоило, но она случайно увидела страховую оценку и была поражена. Тео гордился своей благотворительной деятельностью, тем, что не заламывает за операции непомерную цену, и это, безусловно, было благородно, честно и справедливо. Он и так получал немало, но несмотря на все его заработки, состоятельными они не были, и это ее пугало. Все-таки у них было четверо детей, а вдруг он заболеет. В уме Айрис начала складывать знакомые цифры: налог на недвижимость, страховка…

Зазвонил телефон.

– Сегодня мы обедаем в клубе. Мы за вами заедем. – Это была соседка. – В семь часов, хорошо?

– Да, – ответила Айрис. – В семь, спасибо.

Она совсем забыла. Опять клуб, на сей раз другой, загородный клуб, где их мало кто знал.

Незнакомые люди, не знающие, что Тео мой муж, обычно удостаивают меня лишь мимолетным равнодушным взглядом, подумала Айрис, но стоит им понять, что я его жена, о, тогда совсем другое дело. Его репутация хорошо известна; к тому же он прекрасно играет в теннис и бридж, и у него неизменно светские манеры. Рядом с ним даже я становлюсь более жизнерадостной, что мне совсем несвойственно.

Но куда же он ехал с этой женщиной?

– Прекрати это! – она сама себя раздражала. – Иди прими ванну, поспи, почитай, приготовь костюм к вечеру, делай что угодно, но возьми себя в руки и прекрати это.

В стенном шкафу висело платье, купленное к торжественному обеду в честь отца. Черный бархатный лиф с низким квадратным вырезом, позволяющим любоваться открытыми шеей и плечами, которых ей нечего было стыдиться, и колье тоже было недурно – золотое с кораллами и бриллиантами, изящное и оригинальное. Юбка на белой атласной подкладке пышными складками ниспадала вниз, подчеркивая талию – лучшее, что было в ее фигуре. Следовало признать, что Леа знала свое дело. Тео настаивал, чтобы она всегда одевалась у Леа. Он любил дорогие туалеты, и она подозревала, что даже шуршание оберточной бумаги, снимаемой с коробок, доставляло ему чувственное наслаждение.