Клаудиа Кроуфорд - Любовный квадрат Страница 6

– Нанялась?

– На время избирательной компании, глупая! Я договорилась о работе в его команде по подготовке к выборам, начиная с сентября!

Глаза Моны сузились.

– Эй, только не говори мне, что ты республиканка! – она издала мерзкий смешок. – Меня сейчас стошнит.

Эми съежилась от страстности обвинения.

– Кто, я? Ну, черт, я…

Мона нос к носу приблизилась к своей дрожавшей компаньонке.

– Ты имеешь ввиду, что не собиралась голосовать за Бобби на президентских выборах?

– Ну… понимаешь ли… я…, – Эми словно проглотила язык.

– Забудь! – Мона отвернулась, давая ей отставку, – найди себе другую соседку!

– Пожалуйста, Мона…

– Забудь, я сказала! Америка – свободная страна. Голосуй, за кого хочешь.

– Я не могла бы голосовать за Бобби, даже если бы и хотела… и, поверь, я хотела, честно. Я не могу голосовать ни за кого.

– Хочешь сказать, ты слишком глупа, чтобы зарегистрироваться?

– Мне восемнадцать исполнится только в декабре! – Эми собралась с духом и положила руку на плечо Моны. – О'кей?

В порыве раскаяния Мона повернулась и снова обняла подругу.

– Извини, пожалуйста.

Она сама только в апреле стала совершеннолетней. Мона достала из сумки пачку бумажных салфеток.

– Вытри глаза, а то потечет тушь.

– Я не пользуюсь тушью.

Мона решила разрядить обстановку и перешла на поддразнивающий задиристый тон.

– Хочешь сказать, это натуральные ресницы?

– Ну, да…

– Двойные ресницы, как у Элизабет Тейлор?

Эми никогда не думала о своих ресницах в таком плане.

– Я бы убила, чтобы иметь такие!

Эми понимала, что ее дразнят, но была абсолютно неспособна ответить в том же духе.

– Знаешь, сколько времени занимает у меня намазывание туши? Часы. Несколько часов, говорю тебе. А иногда я нечаянно размазываю, и приходится начинать все сначала. А у тебя натуральные? Как ты посмела так подкосить меня? Разве я тебе не подруга?

Эми только и смогла выдавить:

– Да…

Мона улыбнулась. Игра окончена.

– Высморкай «ос.

Эми послушно сделала то, что ей велели.

– Так-то лучше. С тобой все нормально? Эми кивнула.

– Итак, мы друзья, правильно?

Мона протянула свой розовый пальчик, чтобы скрепить их соглашение. Эми воспользовалась подсказкой и подняла мизинец в знак доверия. Они сцепили пальцы и на счет раз-два-три молча качнули руками. Священные узы были установлены.

Мона взяла на себя новую ответственность.

– Все так, а не иначе, Эми. Бобби мертв, но мы-то живы. Как всегда говорит моя старенькая бабуля: «Жизнь продолжается». Верно?

– Верно!

– Мы счастливицы, ты и я, и не должны забывать об этом. На целое лето в Англии! Господи, я знаю ребят, которые отдадут четыре своих зуба, чтобы побывать здесь. Послушай, какие мы везучие, да?

– Да, – Эми уже начинала чувствовать себя лучше.

– Мы должны максимально использовать наш шанс. Прожить каждое мгновение на все сто. Испить все до последней капли. Потому что ничего не известно заранее, верно? Никогда не знаешь, что тебя ждет. Сейчас ты выиграл предварительные выборы в Калифорнии и уверен, что станешь Президентом Соединенных Штатов, а через мгновение, бах! Ты мертв! – ее голос дрожал, а слезы все лились и лились по щекам. – Верно? – она умоляла о поддержке.

– Верно!

У бабушки Эми тоже есть любимая поговорка: «Нет худа без добра». До сегодняшнего дня Эми не очень-то разделяла подобную философию. Но, несмотря на несчастье, она приобрела новую подругу, с которой проведет лето и которая поможет ей, если случится то, чего она боится. Эми никогда в жизни не чувствовала себя так одиноко. Родители стали чужими. До прошлых выходных она считала Лу Хамфриза лучшим другом и будущим мужем. А сейчас вовсе не была уверена, что хочет, чтобы запланированная на ее день рождения помолвка состоялась. Он всегда соглашался с ее взглядами на нормы поведения. Во время их встреч в Гарварде они осторожно занимались любовью, не доводя дело до конца. Но в прошлую субботу, за неделю до ее отъезда в Европу, он переступил черту, не слушая протестов.

– Это доказательство, что ты любишь меня, Эми.

– Ты ведь знаешь, я люблю тебя.

– Тогда зачем ты уезжаешь на три месяца? Что, интересно, я буду делать? Заниматься онанизмом?

Он знал, что она ненавидит подобную вульгарность. И как много значит для нее этот летний семинар.

– Я доверилась тебе. Что, если я беременна?

Он растянул губы в самодовольной уверенной улыбке, которая всегда казалась ей такой успокаивающей.

– Тогда мы поженимся. Просто. Мы поженимся в любом случае, так какая разница?

Разница, как он прекрасно знал, заключалась в плане, заранее продуманном до мелочей. Они закончат учебу, найдут работу, поженятся, решат вопрос с квартирой, съездят в путешествие и только потом заведут детей. Если же она беременна, все изменится. Мона опытна. Осенью она собирается снять квартиру вместе с тремя студентками из Нью-Йоркского университета, тоже будущими актрисами. Если случится худшее, Эми может открыться Моне. Она скажет, что делать.

Мисс Каннер, атташе по культуре в Службе помощи студентам, наклонилась над своей папкой и вскоре триумфально произнесла:

– Вот отличный вариант для вас обеих! Две маленькие спальни в очаровательном доме прямо у Кингз Роуд в Челси.

Мона открыла рот и схватилась за сердце.

– Челси! Сейчас я потеряю сознание!

По сведениям, почерпнутым Моной из статьи для туристов в воскресном номере «Тайме», Карнаби-стрит была местом для покупок, салон Видал Сассуна в Мейфейр – парикамахерская, где вам сделают геометрическую стрижку, в Челси – только Челси – район, где можно жить. Все, что вам нужно сделать, говорилось в газете – это пройти вниз по Кингз Роуд, и вы столкнетесь с такими людьми, как Джон Озборн, Твигги и другими знаменитостями в кофейном баре «Кения» или в пабах типа «Челси Поттер». Держа в памяти эту статью, она надеялась однажды переехать в Челси, и вот теперь мечта так быстро исполнилась!

Предстоящее лето подарило еще одну яркую надежду. В Академии вытравят малейшие следы ее бруклинского акцента. Ходили слухи, что сам Лоуренс Оливье регулярно курирует занятия по драматическому искусству.

– Ты будешь играть Офелию. Он увидит тебя и поймет, что ты в двадцать раз лучше, чем Джин Симмонс! – предсказывала ее мать.

– Только не Офелию, ма!

Это была тема их частых споров, проходивших всегда в традиционном порядке:

– Меня стошнит.

– Офелия была достаточно хороша для меня, и она достаточно хороша для тебя!

Рахиль Давицки в четырнадцать лет играла Офелию в еврейской постановке «Гамлета» и хранила пожелтевшие вырезки из газет, свидетельствующие о ее романтической красоте и таланте.