Татьяна Алюшина - Два шага до любви Страница 61

— Да так и могла! — огрызнулась недовольно я. — Ты же знаешь, у меня Макс тогда в аварию попал. Мне вообще ни до чего дела не было!

— А-а, — понимающе протянула она. — Ну да, тут про все забудешь.

— Мил, — на всякий случай поинтересовалась я, — а сексом мне заниматься можно?

Ну, на всякий, совсем на маленький, случай! А что?..

— Ну, а почему нет! — пожала Мила плечами. — Девушка ты у нас здоровая, плод в полном порядке и нормально развивается. Только лучше в классической позе, без экстремальных сексуальных выкрутасов и умеренно, без фанатизма! — И принялась хихикать: — Ну что, Мирослава Витальевна, дорвалась наконец до сладкого?

О то ж! И возразить нечего.

И мы вдвоем, в полный голос, принялись хохотать. Что подумали девы молодые в очереди за дверью, слыша взрывы безудержного смеха, осталось неизвестно.

А вечером следующего дня как черт из табакерки появился господин Берестов, помянутый мной неосторожно к ночи, потому как думала я как раз о нем. Точнее, не совсем о нем, а о том, что мне придется говорить ему о ребенке. Дурдом! Крепчал!

Я подняла трубку зазвонившего домофона:

— Пустишь? — спросил Берестов.

Ну, а что не пустить лихого человека, раз добрые не ходят? И, не отвечая, я нажала кнопку отпирания подъездной двери и в ожидании, пока он поднимется на лифте, открыла входную дверь.

— А Макса нет, он у Темы, — оповестила я.

— Я знаю, мы полчаса назад разговаривали по телефону, — не разочаровался он от известия и пояснил: — Я вообще-то к тебе.

— Проходи, — пригласила я не самым гостеприимным тоном.

Поставив на диванчик портфель и какой-то тяжелый пакет, он снял куртку, повесил ее в шкаф, прихватил с собой принесенные вещи и пошел за мной в квартиру, прямиком направившись в кухонную зону, где принялся извлекать содержимое пакета, откуда первым делом появилась бутылка французского шампанского.

— Ого, — заметила я, — у нас какое-то торжество?

— Если получится, — загадочно ответил он, продолжая свое занятие. — А так — Рождество прошедшее отметим и под разговор.

За шампанским последовали разнообразные фрукты, коробка конфет, баночка черной икры, что-то еще, еще.

— Не пугай меня, Берестов, ты как-то слишком серьезно подготовился, — дала комментарий масштабности задумки я.

— Поможешь? — спросил он, опустошив пакет.

И уже практически традиционно мы накрыли журнальный столик у дивана и расположились возле него: он на диване, я напротив в кресле. Берестов открыл шампанское, разлил по бокалам и поднял свой:

— Ну, для начала, за Рождество.

Мы чокнулись, я пригубила и поставила бокал на столик, Берестов сделал пару глотков и тоже отставил бокал. И, посмотрев на меня, как рубанет предложеньицем:

— Слава, а давай жить вместе.

— Поживать и добра наживать, — добавила я от неожиданности.

— И это тоже, — кивнул он, усмехнувшись.

— В том смысле, что ты хочешь больше времени проводить с Максом, так я и без того не препятствую, общайтесь, сколько хотите, мы даже можем…

— Не в том смысле, — перебил он меня, — хотя и этот момент тоже немаловажен. Но я сейчас не о Максе говорю, а о нас с тобой.

— Берестов, — по-деловому, рассудительно принялась я его вразумлять, — я понимаю, что в тебе благородство взыграло, мол, ты мне что-то там должен…

— Славка! — снова перебил он меня. — Я тебя хочу. Сильно и постоянно. Я не спал ни с одной женщиной после нашей с тобой встречи. И не потому, что не имел такой возможности, а потому что не хотел простого банального удовлетворения, испытав и пережив то, что у нас с тобой было и как у нас было. Да и не хотел других женщин.

— И ты уверен, что это серьезный повод, чтобы жить вместе? — усмехнулась я.

— Вообще-то это хороший повод, весомый. Но у нас есть и другие, — продолжил он свои аргументы. — У нас есть сын. И мы интересны друг другу как личности, мы уважаем друг друга, мы из одного социального слоя, и оба материально не бедствуем и сами себя обеспечиваем, что немаловажно, потому что отпадает материальный расчет в отношениях.

— Ты зарабатываешь намного больше, — вставила я свой «пятак».

— Но так и должно быть: мужчина должен зарабатывать больше, чтобы чувствовать себя мужчиной, а не кем-то еще. Главное, чтобы женщина, соглашаясь жить с ним, руководствовалась иными чувствами, а не жадностью и расчетом.

— Но то, что ты перечисляешь как аргументы, и есть расчет, разве не так? — спросила я. — Просто расчет иных составляющих.

— Знаешь, мне наш сын сказал одну потрясающе простую и одновременно глубокую вещь, — улыбнувшись, стал рассказывать Берестов. — Мы сидели с ним в одном совершенно уникальном старинном пабе, в предместье Лондона, и он меня спросил: «Пап, а ты любил тогда маму?» И мне пришлось ему честно отвечать, потому, как мы договорились не врать друг другу. Я задумался, вспомнил то время и тебя, — он усмехнулся, весело сверкнув на меня глазами, — такую крутую брюнеточку, которая пыталась меня соблазнить и при этом даже не целовалась никогда раньше. Многое вспомнил и честно признался сыну, что не знаю, наверняка любил. Но я тогда молодой был, глупый, азартный, крутым себя чувствовал, для меня бизнес был на первом месте, а все остальное, в том числе и женщины, где-то там, далеко после него. Я сказал ему, что мне с тобой тогда очень хорошо было, как-то тепло и уютно, мы постоянно смеялись, ты меня забавляла и удивляла, и заботилась обо мне, и любила меня. И Максим пожал плечами и спросил: «Ну если вы тогда друг друга любили, что вам мешает сейчас снова полюбить друг друга? У вас есть я, один сын на двоих, у вас нет других семей, и детей, и любовников у вас тоже нет, так почему бы вам снова не влюбиться?»

Он замолчал, взял свой бокал со стола, отпил глоток и, глядя мне в глаза, чуть иронично спросил:

— Славка, ты бы могла в меня снова влюбиться?

Я тоже потянулась за бокалом, взяла в руки, сделала маленький глоточек и ответила, поддержав ироничность тона и глядя ему в глаза:

— Берестов, я давно уже не играю в одни ворота.

— А и не надо, Славочка, — согласился быстренько он, — давай играть вместе, в двое ворот.

Он отвел взгляд, сделал еще пару глотков, задумавшись о чем-то, посмотрел на меня уже без иронии и шутливости во взгляде. Так посмотрел, что я даже как-то собралась вся внутренне.

— Когда мы встретились у меня в доме первый раз и я смотрел, как ты улепетываешь от меня на своей машине, перепуганная донельзя, я тогда сразу решил, что эта барышня точно будет моей. А когда в тот же день встретил тебя в ресторане с этим деятелем, то меня просто снесло. Я обалдел, неужели ТАКАЯ женщина и уже где-то моя может иметь отношения с таким придурком, и даже бросился выяснять. Ну, а когда ты пришла ко мне с этой жалобой, блистательная, изысканная, ироничная, и объявила о своем статусе, явно немного посмеиваясь, у меня вообще планочка-то упала. Еще минута, и я бы взял тебя прямо там, на столе, и ничто бы меня не остановило. А когда ты ушла, я сразу принялся изучать информацию о тебе, но найденные сведения не пестрили данными, были весьма скупы. Я так понимаю, ты специально это контролировала. Мой тебе за это респект. Я промаялся до пятницы, не потому что сомневался, а потому что не хотел, чтобы у нас получилась суетливая ночь, когда утром надо обоим бежать на работу, вот и ждал. Ну, а если ты думаешь, что после твоего очередного побега я собирался так и отвалить, согласившись с твоими неубедительными аргументами, то ошибаешься. Я решил дать тебе пару дней на размышление, а на третий уже действовать самому. Я не собирался тебя просто так отпускать. Но мне пришлось срочно с половиной моей команды вылететь в командировку в Калининград. А тогда, в пятницу, когда случилась эта авария и ты ворвалась в мой кабинет, я только час назад как прилетел и проводил совещание со всей своей командой. Вот такой расклад, Мирослава Витальевна. И еще. Я ревную тебя к Русакову. Я благодарен ему за все, что он сделал для Макса и кем был для него, и даже за то, что он не занял моего места, не стал ему настоящим отцом. Но я ревную тебя к нему, и меня сносит, когда я думаю о том, что он был твоим мужем во всех смыслах.