Злой Рок (СИ) - Вальц Карина Страница 61

– Ради любви я был готов на все! – Хромов остановился и повернулся ко мне. Пришлось отвлечься от созерцания кабинета. – Это должен был быть я, как мы договаривались. Но я подвел, я подвел нас! Но у меня осталось дело его жизни – отомстить тебе за все, подвести к краю, как он говорил. Но ты… – он покачал головой. – …ты пробудила воспоминания. Я подвел нас. Второй раз подвел. Потому что ты особенная для меня… для нас. И всегда такой была.

Так мы далеко не уедем. Его, нас, подвел… чувствую, сидеть мне и до вечера слушать одно и то же по кругу. Хотя, даже в этом бреде присутствовали любопытные фразы. Хромов договаривался с Марком о чем-то? В том, что они общались, сомнений не возникало, связать меня со Славой Самариной этот шизик самостоятельно не смог бы, он не Катрина. Да и вообще он как-то слишком осведомлен о частной жизни Марка.

А Аверин окончательно и бесповоротно чокнулся, раз откровенничал с этим ненормальным.

– Марк случайно не намекнул, отчего собрался свирепствовать и мне мстить? – откинув голову назад и прикрыв глаза, поинтересовалась я.

– Ты вырвала его сердце, оставила умирать.

– Забавно, я всегда думала, что это он меня умирать оставил.

Вот тут недалеко все и случилось: мы приехали зимой в дом, вышли на прогулку до пирса. Точнее, я вытащила Марка с трудом, тогда у него совсем крыша ехала, но он проблемы в этом не видел. Мог неделями сидеть взаперти, играть на гитаре, запивать таблетки водкой. Мнил себя гением и творцом. Время шло, и из музы я превратилась в назойливую подружку, которая капала на мозги и мешала жить как нравится. Не принимала участия в веселье. А если и принимала, то весело с ней не было.

В тот день мы сильно поругались, как это часто у нас бывало. Даже расстались, что тоже дело обыденное. Мы расставались, мирились, всегда бурно и глупо. Он мог ударить меня, я – его в ответ. И это даже не казалось неправильным! Пока от удара Марка я не свалилась в ледяную воду. Зимой. Такое освежает.

И что я запомнила особенно хорошо, так это взгляд Аверина. Испуганный, трусливый. Он не позвал на помощь и не подумал помочь мне самостоятельно, он убежал. Цена «великой, не такой как у всех» любви.

– Ты прыгнула сама! – Похоже, Хромов в курсе событий.

– Конечно, в декабре так и тянет охладиться.

– Каждую песню он тебе посвящал. Никогда не забывал, думал каждый день. С ума сходил от воспоминаний. Разве это не любовь? Он не забывал, все его слова были о тебе, и пусть окружающие идиоты не понимали его мыслей. Думали, он вредит всем, потому что думает о тебе. Поменять солиста? Променять великого на какого-то наглого бесталанного американца? Но Марк стоял на своем, отвоевывал тебя каждый день, пусть и ценой карьеры. Его заметили как гения, таким он и остался. И в его последних словах столько чувств… поэтому ты и здесь. Его чувства путают мои.

Да, тут кто угодно запутается.

– Ведь это он должен сейчас быть здесь, с тобой. Разговаривать, злиться, любить… прощать. Он бы простил тебя, да? Не хотел, но простил бы. Мне всегда так казалось – он не устоит, забудет обиду. И вы снова будете вместе, уже навсегда.

– О моем прощении, как я понимаю, речи не идет.

– Ты была жестока, – покачал головой Хромов.

– А он разве нет? Хотел наказать меня, а доставалось другим?

– Они все подвели его! – Лже-Марк опять принялся нарезать круги. – Друг… разве можно остаться друзьями после всего? Как он мог… я видел вас там, на берегу – отвратительное зрелище, меня тошнило. Предательство. Друг оказался врагом. Такое не прощается, как думаешь?

Очевидно, мы друг друга не поняли. Я-то спрашивала о девушках, а Хромов ввернул про мнимую виновность Калинина. Наталкивает на определенные догадки.

В очередной раз парень прошел мимо меня, увлеченный рассуждениями. Стараясь не издавать ни звука, я поднялась, схватила со стола бронзового монстра и треснула начавшего поворачивать голову в мою сторону Хромова по щеке. Удар получился слабым, я добавила, уже под дых, второй раз сил не жалела, прямо как сам Хромов с дверью. Больно было, между прочим. Парень упал, отчаянно ловя ртом воздух, а я прошла к отцовскому столу. Выдвинула последний ящик, вытащила дно и достала пистолет. Нехитрый тайник, но еще в прошлый раз я убедилась: оружие на месте. И хорошо, что не вытащила.

Хромов как раз перестал пыхтеть и застыл на месте, во все глаза глядя на меня.

– Дипломатия состоит в том, чтобы гладить собаку до тех пор, пока намордник не будет готов. Слышал о таком, подонок?

– Но… как? – его взгляд упал на наручники, они так и остались висеть на батарее.

– Очень просто. Знаешь, моя мать многое творила: калечила себя, запивала таблетки водкой, после чего падала едва ли не замертво… но она оставалась моей матерью. Я выросла и стала пытаться ее остановить, сделать хоть что-то. Волновалась за нее… да, недостаточно я выросла, мозги так и остались где-то в детском саду. А мать нашла способ остановить меня – пристегивала наручниками к батарее, чтобы под ногами не путалась. Отец не верил, говорил, я сочиняю. Пришлось справляться с ситуацией самостоятельно – однажды я просто сломала себе большой палец. Потом еще раз. Во второй раз кость срослась неправильно, но так даже лучше, ведь наручники перестали быть проблемой, даже палец не надо ломать. – Я посмотрела на ошарашенного Хромова, выглядел он совсем жалко. Подвинув стул, я устроилась за столом: – Ну а теперь выключай режим неадеквата и начинай говорить по существу. И отойди подальше от выхода, сядь вот туда, – я указала в кресло напротив. Кстати, стреляю я метко и сомневаться не стану, коленей лишишься в одно мгновение.

Хромов, все еще прижимая ладони к груди – била я действительно от души – прошел к креслу и сел, как ему было велено.

– Отлично, – похвалила я.

– Ты… – он сцепил челюсти и досадливо покачал головой.

– Я, я. И пришла я сюда с определенной целью, так не будем тянуть: рассказывай, что знаешь. Без лирических отступлений, твоя личная драма у кухонной раковины меня не слишком волнует.

– Что рассказывать?

– Где Марк?

– Ты была там. На кладбище. Я тебя видел! Неужели ты ничего не почувствовала?

Он мертв.

Марк Аверин мертв.

– Ты сказал, что подвел его и у него был план, – ледяным голосом продолжила я. – Это фантазии или у них есть подоплека?

– Это должен был быть я… – трагично уронив голову на грудь, прошептал Хромов.

– Я нервничаю, когда чего-то не понимаю. Подробнее, Саша, подробнее. Думай о коленях, в конце концов.

– У нас был план!

– Это я тоже уже слышала, – теряя терпение, напомнила я. – Может, мне тоже тебя наручниками к трубе пристегнуть и оставить здесь на время? Глядишь, лучше соображать начнешь.

– Он говорил, что ты жестока, так жестока! Убьешь меня?

– И не мечтай, отправишься на нары тепленьким и в сознании. Но сомневаюсь, что целым, если мы продолжим в том же духе. У тебя последний шанс. Что там за план был у Марка?

– Он думал, ты умерла, много лет оплакивал тебя каждый день. Музыка спасала его, но только первое время, он знал, что долго без тебя не сможет. Любил он тебя, всегда любил. И вот на каком-то концерте он встретил девушку. Тебя. Ты изменилась внешне, но какая разница, если связаны ваши души? Он увидел, что ты – это она, узнал из тысячи. Живая, веселая и беззаботная. Его Слава, но другая. Чужая. Он подошел к тебе, а ты с ним попрощалась, и даже не сказала, кто ты такая. Он мечтал об этой встрече, думал, она уже невозможна, но и в худшем кошмаре представить не мог, что будет вот так. Ты не понимаешь, как сильно ранила его тогда, уничтожила, растоптала.

– Что я говорила о драме? Побольше фактов, поменьше страданий.

Конечно, Хромов и не подумал пропускать лирические отступления и продолжил обвешивать рассказ душевными переживаниями Марка. И ночами тот не спал, и думал-гадал… Все бы ничего, но чрезмерность описаний лишала меня и намека на сострадание. Все воспринималось скептично. Или я просто злилась. На себя, на Аверина, даже на дурака Хромова. Пусть последний и приковал меня наручниками, ему доставалось меньше всего. Шизик, что с него взять. Левый участник застарелой драмы.