Собственность Шерхана - Ирина Шайлина Страница 61

Ворота остаются сзади светлым мутным пятном, когда тишина вокруг нас оживает, взрывается треском и хрипами.

— Раз! — громогласно разносится голос. — Раз, два, раз, два! Как слышно, как слышно, приём!

— Клоун, — сплевывает Чабаш. — Нахер ему эта театральщина?

А я знаю, зачем. Он хочет смотреть, как мы будем мучиться. Просто убить ему будет обидно. Он хочет отомстить за месяцы страданий. За то, что гоняли его как зверя на охоте. За то, что лишили сначала бизнеса, а потом вкусного наследства. Он хочет, чтобы нам было страшно.

— Голодные игры объявляются открытыми! — продолжал орать в громкоговоритель Вяземский, и голос его перемежается треском и шорохами. — Победителю достанется одна несколько помятая, но все ещё симпатичная блондиночка и много денег, а те, кому не повезёт, здесь сдохнут. Небольшой спойлер — сдохнете вы, так было задумано!

— Пошёл нахер! — заорал я.

— Ворота и все выходы заминированы, я вас очень долго ждал, соскучился. Удачи!

И словно в подтверждение слов сзади, оттуда, откуда пришли мы раздался гулкий взрыв. Здание застонало и вздрогнуло, но устояло. Меня в спину взрывной волной толкнуло, в воздух поднялась пыль, ничего не видно. Как улеглась, увидел, что Лика сидит на грязном бетонном полу и поскуливая размазывает слезы по щекам, оставляя тёмные разводы.

— Хватит слезы лить, — сказал я. — Поздно.

— С собой её возьму, — спокойно, словно ничего не взрывалось, ответил Чабаш. — Я здесь был недавно. Сейчас налево пойду, ты направо. Эта анфилада цехов соединяется дальше, там встретимся. Остальное заперто и под сигналкой, сам проверял. Где-то здесь она, ищи.

Я кивнул и повернул направо. Здесь ещё темнее, но глаза постепенно привыкают. На телефоне есть яркий фонарь, но использовать его было бы просто глупо — как мишень буду. Наверху, под высоким потолком переходы, и там вполне может сидеть снайпер.

Иду вдоль стены. Сейчас я в коридоре, хотя смешно называть коридором тоннель, по которому в свое время свободно ездили грузовики. Шаги шуршат. Кроме этого — тишина.

Смотрю по сторонам в мутную темную дымку и думаю о том, что живыми будет выйти сложно. Что любимый дядюшка, наверное, узнал мой секрет. Дело в том, что я несколько схитрил. Я так хотел, чтобы мои девочки были под моей защитой и носили мою фамилию, что ускорил процесс. Перед законом мы с Лизой уже муж и жена, а свадьба красивая лишь финальная точка, чтобы все было правильно. И Вяземский понял, что сейчас он теряет все.

Но если…если мы все умрём? Умрёт Чабаш, и Вяземского перестанут гонять бандиты. Умрём я и Лиза — маленькая Вера останется сиротой. Очень богатой сиротой, которая унаследует и мои капиталы, и Лизы. Моим родителям малышку так просто не отдадут — ну, кто отдаст маленькую белобрысую девочку, очень богатую, на Кавказ, когда у неё есть такой влиятельный дядя? А перед законом этот урод чист, к нему только у нас претензии. Сволочь.

Стискиваю зубы. Проблемы буду решать по мере поступления. Сначала найду Лизу. Обниму, лицом в волосы зароюсь, понюхаю. Смешно, но сейчас мне этого больше всего хочется — полной грудью её запах вдохнуть. Неповторимый. Такой, от которого голова кругом. Невинный и грешный. Сладкий и терпкий. Главное, найти её сейчас…

Не раздается ничьих шагов. Не выстрелов. Не взрывов. Начинаю думать, что это план Вяземского, и если он не стреляет, значит все идёт по его плану. Я просто шагаю в расставленную ловушку и не делаю ни единой попытки вырваться. Меня ведёт страх за любимую женщину, он сильнее всего на свете.

Коридор расширяется и перетекает в огромный полупустой зал. Здесь можно на машине гонять спокойно. Пожалуй, становится понятно, зачем этот завод Чабашу. Задеваю какую-то конструкцию плечом, она звенит, я вздрагиваю и опускаюсь на землю, ожидая выстрелов.

И тогда вижу его. Белое пятно в этом мире тёмных и серых красок. Темно, видно плохо, но это точно что-то белое. Сердце замирает, потом частит. Иду, потом срываюсь и бегу, похер, за себя не страшно, меня сейчас просто несёт туда неудержимо.

Это Лиза. Спряталась, забилась в угол. Потеряла сознание. Блять, я сейчас отнесу её в безопасное место, а потом вернусь и медленно будут убивать Вяземского. Очень медленно и очень жестоко.

Ее грудь вздымается, выдыхаю. Склоняюсь над ней, теперь в темноте различаю черты лица. Оно заострилось словно, хотя мы только вчера виделись. Под глазами тени. Касаюсь и от неожиданности отдергиваю руку — она горячая. Пиздец, просто, какая горячая.

Глаза открывает, смотрит на меня и не узнает. Вскрикивает. Прижимаю к себе, чтобы не выскочила на открытое пространство, под возможную пулю. Она в моих руках бьётся, пытается вырваться.

— Нет, — хрипло шепчет Лиза. — Нет, нет…

— Т-с-с-с, — шепчу в самое ухо. — Тише, Белоснежка, это я, я пришёл тебя забрать домой.

Смотрит в моё лицо, не понимая, что происходит. А потом узнает и слабо улыбается.

— Имран…

Тянется ко мне, прижимается, обвивает руками шею, а потом вскрикивает.

— Где больно? — пугаюсь я. — Покажи, где болит, что он сделал???

— Это не он, — тихо отвечает. — Молоко встало… Давно не кормила, тесный корсет, грудь каменная, у меня жар, я двигаться не могу, больно…

У меня сердце разрывается. Снова трещит с далёкого потолка, сумасшедший Вяземский хохочет, кричит что-то, довольный тем, что мы в его власти. Где-то совсем близко раздается автоматная очередь. У нас автоматов нет, значит Чабаша гоняет. Думаю об этом отстраненно — это не главное щас. Главное то, что Лизе пиздец, как больно, и у неё очень высокая температура.

— Потерпи, маленькая, — прошу я.

Корсеты, кто их выдумал? Не могу расшнуровать, просто дёргаю и рву, оставляя её в одной тонкой сорочке, что пряталась под ним. Рву и её. Касаюсь груди, и Лиза вздрагивает всем телом.

— Больно…

— Так надо, — добавляю в голос жёсткости, а сам боюсь, как пацан малолетний ей больно сделать и все испортить. — Терпи.

Накидываю на неё свое пальто, чтобы не мерзла, вынуждаю сесть удобнее. Накрывают