Руки прочь, профессор - Джина Шэй Страница 61

– Профессор, простите, но я сейчас не готова-а, – снова зеваю. Так отчаянно – он запросто мог мне голову в рот засунуть, как цирковой львице.

– К чему не готова, – удивленно откликается он.

– Ни к чему, – емко вздыхаю, снова пытаясь прикорнуть у него на груди, – ни к зачету, ни к пересдаче, ни к сексу. Но если можешь – обними меня покрепче. Ты теплы-ы-ый…

– Обниму, конечно, я тебя обниму, котенок, – шепчет он в клятвенной интонации, – только можешь это выпить? Сейчас!

Приоткрываю один глаз, наблюдаю какую-то белую фигню у моего носа. В темноте толком не видно.

Ловлю её губами, ощущаю, как упруго пружинит под зубами какая-то капсула.

– Запей, – снова под нос, для пущей замечаемости Ройх подсовывает мне стакан. С водой. С теплой.

– Все? – сонно бормочу и снова падаю на него. – Ты отравил меня, теперь можешь дать мне умереть в твоих объятиях?

Интересно, то, как крепко он меня сжимает после этих слов – это мне снится? Или все-таки нет?

Нет. Не снится.

Я просыпаюсь, и не сразу понимаю, что это за такое тесное, стискивает меня так крепко. Оказывается – руки Ройха. Ни разу не расслабленные, жесткие, напряженные, и сам он – не спит, в полудреме, и вздрагивает, стоит мне только приподнять голову.

– Ты не спал? – я встревожено касаюсь его лба. Хотя это, наверное, глупо, какая может быть бессонница при температуре?

Нет… Кожа его прохладная, гладкая, и за неимением причин придраться я сползаю костяшками пальцев на наждачную его скулу. Трусь и тащусь.

– Ох, холера, – он тихо вздыхает и подается вперед, наваливаясь на меня всей своей массой.

– Что? – хохочу, с удовольствием гнусь к нему навстречу. – Юлий Владимирович, вы еще трахаться не затрахались?

Дурацкая шутка, но сейчас меня переполняет какое-то совершенно безудержное веселье. И хочется нести чушь, трогать его спину, смеяться и подставлять шею этим хищным губам.

– Этого ты не дождешься, – мурлычет он голодно и требовательно толкается своим бедром между моих.

Мы сливаемся воедино почти без прелюдий, просто потому что в них нет необходимости. Я и правда больше всего хочу ощутить его в себе, позволить новой волне бескрайнего наслаждения уложить меня на лопатки.

…И чтоб он двигался медленно.

…И чтобы я корчилась в сладчайшей из всех агоний.

…И чтоб это не прекращалось никогда.

…И чтоб реальный мир не смел стучать в наши двери…

Увы.

Моим мечтам не суждено сбыться даже по причинам моей же собственной несдержанности. Я просто не способна оттягивать свой оргазм до бесконечности. Я взрываюсь, бьюсь в заслуженном финальном припадке и растекаюсь, ощущая себя одним только мокрым пятном на прохладной сатиновой простыне.

– Как же с тобой хорошо, – Юл все еще на мне, полухрипит, полувздыхает, и вслед за его губами тянется жаркий след, – котенок ты мой. Не хочу даже из постели тебя выпускать, слышишь?

Слышу. Чувствую. Как мелко и сладко пульсирует мужская плоть во мне в долгой его разрядке.

– Кто-то сегодня на охоту собирался, – хихикаю я, хотя на самом деле – мне не хватает дыхания! Такое ощущение, что это утро я начинала c кросса.

– Ты хочешь схалтурить? – Юл фыркает мне в ухо и легко-легко кусает в плечо. – Хочешь сбежать от меня, холера?

– Ну, конечно! – я начинаю ерзать и пытаться высвободиться. – К твоему сведению, по количеству секса до конца следующего месяца план выполнила, между прочим.

– Какая чушь, – Юл ухмыляется и качает головой, – как ты можешь говорить о перевыполненном плане, если он у тебя даже не утвержденный.

– И кто же мне его утверждать должен? – спрашиваю, почти заранее зная ответ.

– Я, холера. Только я. Если ты, конечно, еще жить хочешь.

– Хочу, – я дотягиваюсь губами до колючего подбородка и из чувства кипучей вредности его кусаю, – долго и счастливо, к вашему сведению, Юлий Владимирович. Пустите в душ, а то умру от обезвоживания.

– И все-таки ты халтуришь, – его голос звучит так, будто он обвиняет меня в измене целой стране, – но так и быть, иди.

– Я одна пойду, – пользуясь удачным моментом – я отползаю на край кровати подальше, – с вами совершенно не до мытья, профессор. А мне надо маску для волос сделать.

Вот теперь и взгляд его становится таким трагичным, будто я не только страну предала, но и лично ему в грудь кинжал вонзила.

– Иди, – с бесконечной скорбью в голосе откликается Ройх, – иди и не тревожься. Я сохраню тебя в памяти такой, какой ты была до того, как решила, что твой удел – воздержание.

Вообще-то я могла бы вернуть ему эту подачу. Я и хотела. Но как раз именно в эту минуту я встала на ноги и…

Ох.

Мир вдруг стал слишком жарким, душным, липким. И как-то резко закружился. Будто земля под моими ногами решила, что вертится слишком медленно.

Меня шатнуло, но я успела удержаться за железную спинку кровати. Стиснула холодную сталь мгновенно вспотевшими пальцами, ощутила соль на языке.

– Котенок? Все нормально?

У встревоженного Ройха пальцы оказываются даже чересчур сильными. Но это кстати – легкая боль оказывается чем-то сродни нашатыря. А когда тебе становится чуточку менее хреново – уже можно жить.

Он за спиной. Достаточно близко, чтобы я позволила себе уронить спину на его грудь, а голову на плечо. И умирающим тоном простонать.

– Кажется, я буду с вами судиться, Юлий Владимирович. Я из-за вас не выспалась!

Впервые за утро шутка пропадает впустую, остается неотвеченной. Ройх озабоченно меня обнимает.

– Давай-ка все-таки я тебе помогу с душем.

– Поможешь? – скептично откликаюсь. – Это так называется?

Пиу, пиу – мои выстрелы раз за разом мажут мимо цели. Ройх без лишних слов обнимает меня за плечи и осторожно увлекает в ванную.

И…

Помогает, да.

Пока я, ощущая какую-то неприятную ватность в теле, стою и подставляю лицо тугим водным струям, его ладони скользят по моему телу и размазывают пахнущий мятой гель для душа.

– Ты ведь хотел меня облапать, да? В этом было дело? – ворчать ворчу, но даже не пытаюсь препятствовать. Я сейчас как та шоколадка, которую сжимают горячие человеческие пальчики. Таю, и это оказывается бесконечно приятно!

– Хотел, конечно, – фыркает Юл мне на ухо и с ощутимым удовольствием стискивает загребущей своей ладонью правую мою грудь, – а ты так кстати позеленела! Умница. Сразу видно, что тебе нравится меня баловать.

Ехидно фыркаю, выражая весь скепсис по отношению к этому заявлению, а душу тем временем сводит сладкая судорога.

На самом деле… Мне… Еще как нравится его