Разрушу твою жизнь - Елена Рахманина Страница 61

Солнце пекло, от тяжёлого платья, жаркой погоды и нервов я вся покрылась неприятным, липким потом.

Меня поглотило тесное пространство джета и встретила холёная физиономия Соломона. Довольного, сытого.

Он поднялся, преисполненный радости от нашего воссоединения. Его настроение ничего не омрачало. Даже мой ужасный вид. В мыле и свадебном наряде.

Протянул ко мне свои руки, будто ожидая, что я тут же совершу ответный жест, сжимая его пальцы. Затошнило от подобного предположения.

Стояла как вкопанная, не понимая, какие следует имитировать эмоции, чтобы чуть дольше прожить.

– Василиса, тебе понравился мой свадебный подарок? – улыбается во все тридцать два винира. Загорелое лицо искажает гримаса. А я не могу взять в толк, почему в детстве он казался мне красивым. Почему я не замечала, что на самом деле это существо так же уродливо, как и мой отец?

– Какой подарок? – глухо, без интереса уточняю.

– Как какой? – наигранно переспрашивает. – Я ведь обещал, что убийца брата будет наказан. Вот он сдох. От моих рук.

Мир пошёл рябью. Как телевизор, перед тем как отключиться.

– Сдох? – каркаю сухим горлом.

– Конечно. Я ведь всё довожу до конца. Рада?

Согнулась, одной рукой опираясь о дверной проём, а другой вдавливая ладонь в солнечное сплетение.

Тошнота подступила к горлу, так что вздохнуть невозможно. Кажется, сейчас разом избавлюсь от сердца, печени и почек.

Физическая и душевная боль смешались в отвратительный по своему вкусу коктейль.

– Ты так об этом мечтала, Лисёнок, – Соломон неожиданно оказывается рядом, мои рефлексы слишком замедлились, чтобы фиксировать происходящее в окружающем пространстве.

Преодолевая внутреннее сопротивление, подняла к нему взгляд.

Смотрит холодно. С издёвкой. Получая извращённое удовольствие от моего состояния.

Должно быть, давно уже понял, что я влюблена в Шамиля.

И почему-то чувствую, что он даже ревности не испытывал по этому поводу. Скорее, нечто иное. Злость из-за раненого самолюбия. Оттого, что некогда влюблённый подросток вырос и перестал мечтать об объекте грёз. И поражение, потому что место, ранее принадлежащее ему, занял соперник, оказавшийся лучше него по всем статьям.

Умнее, моложе, привлекательнее. Хотя вовсе не эти качества стали основой для любви. А странное, давно забытое, а возможно и никогда на самом деле не известное, чувство защищенности, которое я ощущала лишь рядом с Шамилем.

Снова с трудом заглядываю в лицо некогда близкого человека. Меня воротит от его холёной физиономии. От жутких, утративших человеческое выражение глаз. Не удивлюсь, если он сбросит личину, а под ней обнаружится рептилия.

– Что же ты сейчас не выглядишь радостной? – приподнимает моё лицо, больно сжимая подбородок и не давая увернуться от препарирования.

Раскладывает меня на составляющие. Шок, смятение, ужас, ярость, надежда, страх.

Страх. Его больше всего. Он переполняет меня. Лижет, как океанические волны. Захлёстывает с головой. Затем отступает. Давая обманчивую надежду. И вновь заставляет окунуться с головой. Задыхаться, глотая на поверхности воздух.

Страшно надеяться на то, что слова Соломона окажутся ложью. Страшно поверить в эту ложь и обнаружить, что она соответствует действительности.

И вдруг я понимаю совершенную ошибку. Будь я старше, не показала бы свои эмоции. Не оголила звенящие, как под высоковольтным напряжением, нервы.

Но чувств так много, что я не сумела справиться. Совладать с собой.

Хотелось что-то ответить. Колкое. Послать его куда подальше. Но тошнота мешала. Меня мутило только оттого, что он ко мне прикасается. Отвращение выросло до таких размеров, что кожа покрылась холодным потом, как при отравлении.

– Ты же любила меня когда-то, Лисёнок, – поглаживает гладкими пальцами кожу, а я недоуменно смотрю на него, не понимая, к чему он вспоминает мою дурацкую, детскую, наивную влюблённость, – надо было тебя ещё тогда забрать. Имелась у меня в то время такая мысль. Да отец твой не позволил.

Бросаю на него удивлённый взгляд. Надежда робким ростком пробилась наружу сквозь толстый асфальт горького опыта.

Неужели папа действительно проявлял ко мне заботу? Неужели я действительно была важна для него?

Стараюсь не гадать, какие планы в те годы вынашивал Соломон. Переварю эту информацию позднее.

Должно быть, на моём лице читается каждая эмоция. Потому что в ответ Соломон ухмыляется.

– Думаешь, ты или твой брат нужны были твоему отцу? – растягивает губы в противной улыбке. – Он почти и не вспоминал об умершем ребёнке. Ты в курсе, что у него другой сын? От новой жены в новой семье. Только деньги в те годы все на тебе были завязаны. Ведь Вишневский должен был умереть для всех. Оттого и записал всё имущество за границей на дочку. Вот незадача. Поэтому и строил из себя хорошего папочку этот год, а сам мотался к ним при первой возможности. Боялся, что ты откажешься переписать его добро обратно. Жил все эти годы в долг. Занимая у меня.

Удивительно, но его слова даже не шокируют. В глубине души я о чём-то подобном подозревала.

Было бы странным, если бы мужчина в полном расцвете лет поставил крест на личной жизни. Уж от разлуки с моей матерью он точно не страдал. Подозреваю, что жена моложе и куда здоровее. И как же зовут моего брата? Зная отца, не удивлюсь, если Васькой.

Проглотила ком в горле размером с айсберг.

Наверное, знай отец, что судьба свяжет меня с Шамилем чувствами, он не стал бы тогда записывать на меня имущество. Только выбора не имелось.

И от обиды вдруг подумалось, что я не хочу, чтобы к отцу вернулись его деньги.

Отстраняюсь от Соломона, выпрямляясь. Но сил в теле после пережитых испытаний ничтожно мало. Чтобы стоять, приходится опираться спиной о проём.

Обычно хитрости мне не занимать. Но сейчас она куда-то испарилась. Стало вдруг всё равно, что со мной будет. Апатия накрыла с головой.

Неловко дёрнулась, когда самолёт двинулся, набирая скорость для полёта. Отстранённо наблюдая за стеклом иллюминатора смену пейзажа.

– Знаешь, Соломон, я тебя презираю, – улыбаюсь странной, горькой и колючей улыбкой, возвращая к нему взгляд, – в детстве ты казался мне смелым и сильным. Как папа. Но стоило вырасти, и я поняла, что и ты, и отец – ничтожества, каких поискать. Я никогда не буду с таким, как ты. Я скорее перережу тебе глотку, пока ты будешь спать. Уверен, что хочешь забрать меня с собой?

Глаза округляются, когда неожиданно получаю удар кулаком в живот. Задыхаюсь, хватая губами воздух, но не имея возможности вздохнуть. Боль оказывается такой оглушительной, что я тут же падаю на колени. Из глаз текут слезы.

Боже, я подозревала, что он может меня ударить за мой