Попробуй меня разлюбить - Мария Николаевна Высоцкая Страница 61

Пожимаю плечами, но теперь действительно прикладываться к бутылке не спешу. Хотя по закону даже уже право имею. Месяц назад восемнадцать стукнуло.

— Рассказывай, я могила, — проводит пальцами вдоль губ.

— Сравнение так себе, — ставлю бутылку обратно на столик.

— Поссорился с девушкой? Вы же с Катей встречаетесь, да?

— Дружим, — осекаюсь. — Дружили. Я, она, у нее отец — генерал, Зоя. А мой — ты сама знаешь кто. Но сейчас даже не в этом дело.

— А в чем?

На пару секунд подвисаю, потому что ловлю себя на мысли о том, что еще никогда и ни с кем не говорил о Кате. Трепаться с пацанами — полный зашквар. А дома, дома никогда и никому не было до этого дела.

Еще раз пробегаюсь взглядом по Зое. Она молчит. Не перебивает. Ждет моего ответа и смотрит, смотрит, сука, с теплом.

Очередная вспышка отвращения уже заполнила желудок, выталкивая ядовитый сок по пищеводу.

Сочувствие от других всегда было для меня чем-то постыдным. Мне не нужно сочувствие, и понимание — тоже. Мне ничего ни от кого не нужно.

— Ни в чем, — резко вытягиваюсь во весь рост и не оглядываясь поднимаюсь к себе.

В голове все еще крутятся Катины признания. Я до сих пор слышу ее крики и надрывный плач. Перенимаю всю ту боль, что она хотела выплеснуть на себя. И эти чувства — они к земле прибивают.

Катина боль убивает. Ее страдания затягивают меня в воронку ненависти к себе.

Она меня любит.

Именно так она сказала.

Любит.

Меня.

Такое вообще возможно? Кто-то может меня любить? Искренне?

Я понимаю, что не любить Катю просто нереально. Она создана для того, чтобы ей восхищались, оберегали, любили.

А я…

Встаю под холодный душ, пытаясь смыть мрак последних часов, но тщетно. Катины слезы никак не выходят из головы.

Половину ночи кручу в руках телефон, размышляя, стоит ли позвонить. К четырем часам утра откладываю его на тумбочку. Не решаюсь. Поздно уже, плюс я просто до дикого ужаса боюсь ее игнора. Эти дни и так жил как на пороховой бочке, никак не мог понять, почему она меня избегает. Сегодня вот понял: из-за Ксюши. Я, честно говоря, даже лица ее не помню, но для Кати это все равно оказалось предательством…

Словами, блин, не могу даже описать того, что чувствую к Кате, это где-то на клеточном уровне.

Я определенно полный дебил, стоял там, блеял как баран, а нужно было говорить, даже через закрытую дверь. Орать о своих чувствах.

Сказать, что я тоже… Тоже ее люблю. Это невыносимо — молчать теперь. Совершенно невыносимо. Но поверит ли она? Простит?

Утро вторника по не обыкновению солнечное. Яркие лучики, согревающие землю, прямая противоположность моего внутреннего состояния. Мне настолько херово, что застрелиться хочется.

Шаркаю ногами по ступенькам, спускаясь к родителям. Они уже ждут в гостиной. Папа пьет кофе в рубашке и галстуке. Пиджак мирно висит на спинке стула. Папа максимально спокоен и уже готов выйти из дома, но покорно ждет нас.

Мама же бегает как электровеник. Вся на нервах.

Как только меня видит, сразу усаживает на диван, чтобы помочь подколоть кудри у висков.

— Катюня, я тебя умоляю только, если будешь пить вино, хорошо кушай, ладно? — наставляет, копаясь в моих волосах.

Папа давится смешком, возвращая чашку кофе на барную стойку, и мама тут же бросает на него взгляд, полный возмущения.

— Тата, какое вино? Ты думаешь, они выпросили отмечать на даче без родителей, чтобы попивать шампанское и устрицами закусывать?

— Ваня!

— Мамуль, — касаюсь ее руки, — я все поняла. Если пью, значит, хорошо ем.

— Отлично, — мама подкрашивает мои губы помадой и улыбается. — Вы с Даном не помирились? — переходит на шепот, поглядывая на папу.

После инцидента в нашем доме, когда я ревела белугой, а Кайсаров убежал отсюда как ошпаренный, родители слегка напряглись. Мама даже спать со мной легла, мы до двух часов смотрели сериал и болтали. Папа, к счастью, не вознамерился размазать Кайсарова по стенке, что уже очень хорошо.

— Нет. Он даже не звонил. И мы до сих пор не виделись. А я… Мне самой стыдно звонить первой. Я, наверное, была не права…

— Выше нос, котенок. И все-таки не понимаю, — цокает языком, — почему ты решила идти в юбке и гольфах? А как же платье? Это же последний звонок! Вы же с девочками договаривались.

— Постоять на линейке час я могу и в юбке, — пожимаю плечами, хотя на самом деле мне было просто не до платья, поэтому я отправляюсь сегодня в школу, как и все дни до этого, в форме. Разве что в более праздничной ее вариации.

Хотя я одна из тех, кто выпрашивал у директора послабление, чтобы появиться на последней линейке не в школьной форме, а коктейльном платье, а теперь вот предаю девчонок, выходит…

— Ох, выдумщица ты моя. Вся предвыпускная школьная суета, один раз бывает.

Получаю от мамы поцелуй в щеку и крепко обнимаю ее за шею.

Хотя если глобально, то наша линейка в красивых платьях действительно ограничится лишь вальсом и поздравлениями в школьном дворе. На время после линейки мы и правда уломали родителей, чтоб те отпустили нас потусить одних. Честно, особо против никто не был. Все эти тети и дяди жутко занятые, поэтому им лишь в кайф побыть в школе пару часов и свалить дальше зарабатывать свои миллионы.

Правда, вот моя мама расстроилась. Полвечера мне мозг полоскала. К счастью, папа был за наше с классом решение.

— Катерина, пиджак забыла.

— Ну какой пиджак, пап? — запрокидываю лицо к голубому небу, на котором ни тучки. — Жара такая.

Юркаю в машину и сразу хватаюсь за телефон. Пишу Тимохе, спрашивая, где он. Они с Аринкой за эти полгода все же начали встречаться. Только этот говнюк накосячил. После первой же