Арина Холина - Когда Бог был женщиной Страница 61

— Алло, — на всякий случай строго ответила Алиса.

— Алиса Денисовна? — уточнил мужской голос.

— Вроде бы… — растерялась Алиса. По имени-отчеству ее давно уже никто не называл. Разве что представители страховой компании и бухгалтерия.

— Трейман? — продолжал голос.

— Да. С кем я говорю?

И тут мужчина принялся объяснять, но Алиса все никак не хотела его понимать. Рванув наперерез движению, под залп автомобильных гудков, она припарковалась на обочине, дрожащими руками вытащила из пачки сигарету — одну вытащила, а остальные вывалила на пол, прикурила и перебила мужчину, который, кажется, очень хотел, чтобы она ответила на какой-то вопрос.

— Извините! — взвизгнула Алиса. — Вы не могли бы еще раз объяснить, что случилось? Я… — она всхлипнула. — Я… — и тут она разрыдалась.

Закончив беседу и записав все данные, Алиса вышла из машины — в глазах было темно — поставила автомобиль на сигнализацию и взмахнула рукой.

К счастью, тут же остановился вполне приличный «Форд» — видимо, возжелал помочь девушке, у которой машина сломалась (а что он еще мог подумать?), Алиса устроилась на заднем сиденье и схватилась за голову. Она совершенно не понимала, куда они едут — все расплывалось перед глазами. В голове тикала мысль: «Этого. Не может. Быть».

Он не мог! Марик не мог врезаться в «Газель». Или «Газель» в Марика. Это ошибка. Он в коме!!! Алиса не выдержала и громко разрыдалась. Очень милый водитель подсовывал ей салфетки и воду, Алиса даже понимала, чего он от нее хочет, тянула руку, но промахивалась — потому что ничего не видела, и сопли текли за воротник, как у маленькой, но ее даже это не отвлекало — она не могла пережить такое горе, оно рвалось изнутри и кожа трещала, и кости хрустели, и не было никаких сил поверить, что так бывает!

Наверное, по дороге она позвонила Фае, потому что подруга ждала ее у входа в Русаковскую больницу, усадила, привела врача — пока тот шел, показалась Марьяна, она что-то говорила, но Алисе казалось, у нее на голове платок и шапка-ушанка — звуки были где-то далеко-далеко.

Врач сказал, что все очень плохо — они не уверены, выйдет ли Марк из комы, а если выйдет, не будет ли паралитиком… Тут Алиса уронила лицо на колени и взвыла, так что с врачом подруги разбирались сами. Чуть погодя ее отвели в кабинет, где медсестра вколола ей что-то, и после этого Алиса заснула, не дойдя до Файкиной машины.

Проснувшись, получила от Фаи еще одну порцию таблеток — и так длилось два дня, пока Алиса вдруг не открыла глаза и не поняла, что ее тело переполнено транквилизаторами. Поняла она это настолько отчетливо, что тут же догадалась — она в себе.

Сил хватило лишь на то, чтобы спустить ноги с кровати — все-таки она два дня ничего не ела и, видимо, нервничала во сне. Минут через десять Алиса встала — и это ей не понравилось. Стоять, оказывается, жуть как тяжело. Побыстрее преодолев расстояние от кровати до двери, Алиса прямо-таки вспотела от усилий. Хорошо хоть, что ее уложили на первом этаже — с лестницы она бы точно навернулась, так как голова кружилась с энергией фигуристки, выполняющий тройной тулуп.

— Встала! Жива! — завопили подруги и бросились на помощь.

Марьяна тут же разогрела «еврейский аспирин» — постный куриный бульон, Фая поставила тарелку с жареными креветками — от креветок Алиса не могла бы отказаться даже на смертном ложе, и они заставили ее поесть прежде, чем они расскажут новости.

Алиса ждала чаю и думала о том, что все это не могло произойти, потому что не могло произойти никогда. И не только авария, а то, что случилось с ней. Истерика. Забытье. Такое горе, словно ей руками вырвали сердце и на ее глазах скормили его голодным свиньям.

Она всегда хорошо держалась — что бы ни произошло. Разорилась? Ничего! Переживем! Она даже не дрогнула, когда сгорел клуб, а сейчас она была растением, на которое наступили сапогом. Ничто. Ноль. Живой труп. Слезы сами потекли. Просто текли ручьями — Алиса не тряслась от рыданий, не всхлипывала, не подвывала… Девочки обняли ее, вытирали ручьи полотенцами, гладили по голове, но ее как-будто ранили — и вместо крови текли слезы, и никто ничего не мог с этим поделать.

Часа через два Алиса, наконец, перестала рыдать, стоило кому-то произнести его имя (не обошлось без тазепама) и смогла выслушать последние известия.

Марк все еще был в коме. Он ехал со скоростью сто шестьдесят пять километров в час, что, конечно, считалось нарушением сразу всех правил дорожного движения, а тут еще и придурок на «Газели», который решил развернуться на Стромынке через две сплошные — и попал аккурат в Марика, который вместе с мотоциклом пролетел десять метров, и еще метров тридцать отдельно. У него было сотрясение мозга, смещение шейных позвонков, перелом позвоночника и вывихнута кисть. Если сравнить все это со смертью, то он еще дешево отделался, но Марк был в коме — и никто не мог предположить, выйдет ли он из нее когда-нибудь, уж слишком сильным был удар в голову. К тому же врачи волновались насчет гематомы, а уж от этих мыслей Алиса теряла сознание: если они затеют трепанацию черепа, кто даст гарантию, что нейрохирург не ошибется?

Девочки бегали вокруг нее, предлагали таблетки, но Алиса вдруг очнулась и сказала, что хочет посидеть на улице. Ее укутали так, словно у нее был не шок, а грипп — Марьяна твердила, что организм ослаблен и может сейчас подхватить грипп даже от ребенка Волковых, которые живут на соседней улице, так что Алиса влезла в свитер, куртку, напялила шапку и дутые сапоги — и в таком виде вышла на террасу.

Вечерняя прохлада отрезвила ее, как пощечина — Алиса с удивлением огляделась вокруг и сообразила, что два дня назад она собиралась помирать от горя, даже не выяснив, а есть ли повод. Марк жив. Один ее приятель, байкер, летел метров триста — перед тем, как врезаться в «Ладу», очнулся с переломами всего, третьим сотрясением мозга, левая рука год не работала — и ничего, жив и почти здоров, кроме некоторого подобия нарколепсии — катается, выпивает и знакомится с девушками. То есть, конечно, все это ужасно, и вполне можно поплакать и даже поболеть денек, но чтобы вот так — рухнуть в черную тоску, двое суток не есть ничего калорийнее лекарств и ощущать в груди гниющую рану… Она сошла с ума?

Разум говорил одно, но душа отзывалась такой болью, что Алисе хотелось взвыть и добровольно сдаться в дурдом. С трудом удерживаясь на грани между некоторым подобием здравомыслия и маниакальным психозом, Алиса вернулась в дом.

— Сейчас Нина с Машей приедут! — заглядывая ей в глаза, воскликнула Марьяна. Алиса кивнула и почти улыбнулась — сухие губы чуть не треснули, когда она их растянула. Представив, как это выглядит со стороны — гримаса скорби, Алиса потребовала лосьон для лица, расческу и блеск для губ. В зеркало она старалась без крайней нужды не заглядывать — оно отражало нечто зеленое, взлохмаченное, с красными глазами-щелочками. Фая принесла свежую майку, и спустя полчаса Алиса была уже немного похожа на человека, что, впрочем, не спасло ее от причитаний Нины и Маши. Маша, бывшая домработница-невидимка, преобразилась в шикарную девицу, блондинку в обтягивающих кожаных штанах — этакий готический уклон.